Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
Я прислушиваюсь к двери, может, мне чудится, но, скорее всего, нет. Сделав заговорщицкое лицо, тычу пальцем в сторону выхода. Сашок сразу включается. И реагирует. Аккуратно отложив мои ноги, прыгает к двери с места. Ну, чисто кот! Распахивает, она вовнутрь открывается, вижу убегающую Карину.
— Лови её! — ору восторженно, обожаю движуху!
Сашка молодец, поймал. И мы её, визжащую, затаскиваем в комнату. Сашка держит за ноги, я — за руки и жестоко и безжалостно её щекочу. До слёз и хрипоты от истерического смеха.
Успокоившись,
— Минералки мне, — требую я, — я — на диете. Чай могу выпить, но лучше пропустить.
— Почему? — на меня светит любопытными глазками Карины.
— По кочану! — веско отвечаю я и пользуюсь моментом резко поменять тему, — как бы тебе объяснить, Кариночка… ты можешь мне не верить, но мне по барабану, даже если ты подсмотришь, как я трахаюсь с твоим братом. А ты не подпрыгивай, и со стула не падай. В ближайший год этого точно не будет!
Это я Сашке, который загорается неуместным восторгом.
— Понимаешь, мне всё равно. В конце концов, это же не я подло шпионю.
— Да я только к двери подошла! — искренне возмущается девочка.
— Не ври! Минут пять ты там точно паслась, — меня на мякине не проведёшь, — но это не важно. Вот скажи, почему у тебя подруг нет?
— Почему нет? Есть, — не уверенно спорит Карина, смешавшись от неожиданного поворота.
— Нету, нету, — радостно опровергает Сашка.
— Знаешь, почему? Потому что ты — пустышка, никому не интересная, — бью наотмашь и по-взрослому, — наполовину точно пустая, потому что наполовину любой человек это его друзья. Твой брат — мой друг, Юля и Вика — мои не единственные, но лучшие подруги…
— Весь твой класс — твои друзья. Все тебя обожают, — подсыпает мне мёду, а сестре соль на раны Саша.
— Поэтому я — богатый человек. У меня очень много друзей. Вот случилось со мной несчастье, они весь район на уши поставили, нашли тех козлов, что мой телефон украли, отпиннали их. А кто из-за тебя бегать будет?
— Никто, — тон Саши уже безрадостный и Карина опускает голову.
— Кроме семьи, никто, — уточняю я. — А почему? Потому что ты — пустая, нет в тебе ничего интересного. Поэтому ты за нами и шпионишь. Не из любопытства, а чтобы свою пустоту заполнить. Но понимаешь, это ошибка. Когда ты следишь за нами, ты теряешь себя всё больше и больше. Есть мы с Сашей, а ты превращаешься в звукозаписывающее неодушевлённое устройство на ножках.
Повисает молчание. Карина угрюмо молчит, настолько угрюмо, что Сашка смотрит с сочувствием. Я добиваю.
— Когда ты подглядываешь за нами, ты заполняешь нами себя. А сама ты исчезаешь. Да, Карина вот она, вроде бы есть, а на самом деле — пустая оболочка.
Карину спасает звонок в дверь, быстро вскакивает и убегает открывать пришедшей с работы матери. Или отцу, они примерно в одно время приходят.
— Лихо ты её… — выражает мне восхищение Саша.
— Твою сестру вместо тебя воспитываю, — тычу в него пальцем. — Вовек не расплатишься.
— Я в Лицей тебе помог поступить! —
— А за это я вовек с тобой не рассчитаюсь, — вместе хохочем, когда на кухню входит Софья Петровна с пакетами, — здрасть, Софьпетровна.
— Ой, Даночка здесь! — расцветает женщина, — как давно тебя не было!
— Неправда, Софьпетровна! — спорю я, — при любой возможности я сразу к вам. Обожаю места, где меня любят.
В подтверждение мою рыжую голову тут же утапливают в мягком пышном бюсте.
22 августа, четверг, время 18:35
Чеховский парк.
Пистимеев провожает меня до дома, охранник Дима идёт сзади метрах в тридцати-сорока. На этот раз даже не заикаюсь, что меня можно отпустить хотя бы за сто метров до подъезда. И от сопровождения Димы не отказываюсь.
У меня необъяснимое ничем чувство особого дня. Что-то важное должно случиться, или случилось, а я не заметила. Ой, это оно? Пистимеев вдруг берёт меня за руку, возражений не имею. Когда-то раньше, могла бы, но после похищения, когда два мерзавца лапали меня везде, где хотели, не вижу смысла. По отношению к нему, разумеется.
— Ты как после всей этой истории? — Саша не уточняет, но и так всё понятно.
— Может и не лучшим образом, я ж тебе говорила про справку, но всяко лучше тех двух придурков, — улыбаюсь я, — меня другое удивляет.
— Что? — вопросительно глядит парень.
— Почему два вонючих козла могли меня лапать во всех местах, а симпатичный и замечательный паренёк к самому краешку только-только осмеливается прикоснуться? Через год знакомства.
Это меня прорывает. Всё-таки с мужчинами в этом смысле намного проще. Наверное, это моя женская нетерпеливость Катрины пробивается. Насколько могу судить, Дане нравится долгая карусель с дальними переглядками, полуулыбками, намёками.
— Х-ха! — залихватски выпаливает Пистимеев и тут же притискивает меня за талию, — было б сказано.
— Э-э-э, это ты брось! — уворачиваюсь от поцелуя. Его что, тоже прорвало?
— Точно! — Пистимеев чертыхается, — я и забыл. Ты ж укусить можешь…
Смотрю на него с нешуточной обидой.
— Зачем мне тебя кусать? Почему ты труса празднуешь на ровном месте?
— Чего это сразу труса?
— Львицы, тигрицы и волчицы тоже могут не слабо укусить, но самцов это почему-то не смущает.
— И что ты будешь делать, если я к тебе полезу? — допытывается Пистимеев, — я хочу знать точно.
— Как что? Как будто не знаешь. Возмущаться и кричать «Как ты смеешь?».
О, опять полез целоваться. Уворачиваюсь. Тычется в щёчку.
— Да как ты смеешь? — шёпотом ору я, стараясь вырываться не слишком энергично. Саша неохотно отпускает, его начинает смех разбирать.
— В губы нельзя целоваться, — восстановив статус-кво, провожу ликбез, — таким путём масса инфекций переносится. Герпес, кариес, стоматит, ещё куча болезней.