Лич добра и поддержки
Шрифт:
— Людоеды… — с ненавистью процедил Афанасий.
— Знаешь, что сделал с ними, а? — с улыбкой спросил я. — Десятки их поселений предал огню и мечу! Разрушил их капища, сжёг самых ярых язычников — мы с тобой на одной стороне!
«Не верит».
Естественно, блядь, не верит! Это как если бы Адольф Гитлер сел перед каким-нибудь евреем и начал ему лечить о Земле Обетованной и о том, что неплохо было бы вернуть её евреям, если надо, то силами Вермахта.
«Но он сейчас подумал, что тебя можно как-то полезно использовать, если ты не трепло, конечно».
А
— Как ты относишься к знати? — спросил я у пастора.
— Бог определил, что кто-то должен править, а кто-то подчиняться… — осторожно ответил тот.
«Не любит он аристократию, по причине того, что его практически насильно забрили в монахи», — сообщила Аня. — «Чтобы не мешал младшему брату наследовать баронство — братца своего он тоже ненавидит».
В Средневековье это была обычная практика. Монахи не наследуют, это все знают. Только непонятно, как он стал пастором, ведь монахам из монастыря выхода нет…
— «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто дворянином был тогда?» — процитировал я классика.
Рифма на латыни пропала напрочь, но я по глазам пастора понял, что это критическое попадание.
«Он поражён», — уведомила меня Аня. — «Что-то такое он слышал среди восставших крестьян в землях Штрасбурга».
Не надо быть экстрасенсом-телепатом, чтобы понять, что мои слова легли в уже основательно пропаханную почву.
— Ну, так вот, — заговорил я после недолгой паузы. — Почитал я накануне Добрую книгу…
И понеслась.
Я начал выдавать ему политинформацию, о равенстве людей перед богом, о вопиющей несправедливости, чинимой аристократами, о несовершенстве современного религиозного устройства, а также о необходимости совершить «бэк ту зе рутс». (1) Речь перед кандидатами в распространители моих деструктивных для этого мира идей я подготовил заранее, поэтому лишних слов тут нет.
Естественно, подключил сведения об Иисусе, который жил скромно. Его звали царём Иудеи, но жил он как честный простолюдин. Нестяжательство, праведный образ жизни, неприятие установленной силой власти — всё это я заливал пастору в уши с методичностью грамотно выученного политрука. У бедолаги не было и шанса уйти из моего кабинета прежним.
— Думаю, тебе надо обдумать всё это, — сказал я в заключение. — Вот тебе материалы, на случай, если забудешь что-то. Располагайся в гостевых покоях моего дворца, завтра встретимся вновь и я рассчитываю на дискуссию — докажи мне, что я неправ.
«Не будет он тебе ничего доказывать», — сообщила мне Аня. — «У него в башке сейчас пожар. Всё встало на свои места и он сейчас очень хочет уединиться с бумагами, чтобы выучить всё это наизусть».
А нахрена ему учить это наизусть?
«Он думает, что ты дал ему это не навсегда», — ответила Аня. — «Бумага тончайшей работы, текст фантастически аккуратен, он даже не знает, что и думать и впечатлён, что ты вообще позволил ему прикасаться к такому чуду».
А-а-а, точно. Это для меня за пять минут распечатать на японском принтере, а тут дикое Средневековье,
— Это мой дар тебе, пастор, — указал я на пресс из листов А4. — Можешь использовать на благое дело.
— Я… — растерялся пастор. — Но я не могу принять такое сокровище… Это же…
— Бери-бери, у меня ещё много, — махнул я рукой. — Нужна Добрая книга на таких же листах?
— Я не смею просить… — пастора ломало между скромностью и жаждой получить такой баснословный дар.
У меня же целых пять немёртвых переводят тексты на латынь и греческий, в том числе и Библию, и распечатывают материалы на принтерах. Дальше в жёсткий переплёт, кожаную обложку и на склад.
— Завтра получишь себе книгу, — решил я.
Рукописи — это, конечно, хорошо, но нормальный проповедник должен иметь нормальный агитационный материал.
«Куплен с потрохами», — констатировала Аня. — «Не стыдно тебе?»
Неа. Не стыдно.
/Серые земли, у города Неморр/
— Гаубицы — огонь!!! — скомандовал Точилин.
Гаубицами это назвать можно было лишь с большой натяжкой, потому что, по сути, это были короткие дульнозарядные пушки, установленные под большим углом. Огонь навесом оказался востребованным при осадах, поэтому они разработали новое орудие на основе стандартной полевой пушки.
«Всесокрушающее ядерное оружие…» — с усмешкой подумал рыцарь-командор.
Сейчас же их гаубицы применялись в немного нетипичной для них роли — как противопехотные средства. В основном, они использовали на гаубицах зажигательные бомбы, чтобы сжигать строения за крепостными стенами, но у них есть и шрапнельные бомбы, чтобы отрабатывать по пехоте.
Правда, враг попался неожиданно живучий…
Мертвецы, служащие некромантке, облачены в бронзовые доспехи, преимущественно кольчуги, что ерунда для шрапнели, но под бронёй трупы, которые не выходят из строя даже при серьёзных для живого проникающих ранениях. Хотя ущерб от шрапнели есть, а это главное.
У противника тоже есть артиллерия, но только одного вида, то есть обычные дульнозарядные пушки, стреляющие примерно в направлении врага. И сейчас эти каменные ядра летят куда угодно, но не по войскам Ордена.
Точилин выставил против армии некромантки пять тысяч воинов, тысячу оставив в резерве — на непредвиденные случаи.
Неморр взят, Иван поставил в него временную администрацию в виде епископа Александра, одного из вернейших его людей из духовенства — когда придёт время, власть будет передана Истинному кресту, а пока, на время завоевательной кампании, Точилин не хочет терять прямого контроля над столь важным узлом снабжения.
Осада стоила им почти двух тысяч воинов, но пополнение прибывает бесперебойно и сейчас к Серым землям движутся два полка святого воинства. Через полгода сюда прибудет дивизия Некипелова — в настоящий момент она проходит подготовку.