Лич из Пограничья
Шрифт:
— Да не тихушничай ты, знаю, что ты — другая. — Иллюзия мигом сошла на «нет». Пепа приостановилась, раздумывая, как поступить дальше во всей этой ситуации с загадочной старушкой. Самым верным казалось отступить. Неслышно, по возможности, и снова затаиться в деннике. — Не переживай, мне не так и важно, кто ты. Хотя, я почти уверена что ты… Иди-иди сюда! Ну? — Серые старческие пальцы настойчиво поманили в гущу растущих у забора сиреней. — Смотри-ка, что тут есть…
И Пепа решила не сбегать. Подошла, протянула голову через лиловую пену душистых цветов. За ними нашлось
По телесного цвета мрамору разбегались, как вены, синеватые и розовые прожилки. Под изваянием был сооружен грубый постамент, который, надо сказать, слегка портил общую картину. В его глядящем на зрителя боку тускло блестел из-под зелени гербовый медный медальон с кабаньей головой.
— Это…
Пепа так и не договорила, старушка бодро перебила ее.
— Скажи, ты ведь такая?
— Какая такая? — Пепа заозиралась тревожно по сторонам.
В этом новом мире, таком сиротливом и непредсказуемом без покрывавшего его прежде гигантского Купола, она так и не научилась чувствовать себя уютно.
— Такая, как зверь на гербе? Я не вижу тебя, но мне кажется, что догадки мои верны. — Шершавая ладонь взлетела вдруг, стремительно, как птица, и прошлась по заросшей огромной морде. — О-о-а, это верно ты. Не врали, выходит, легенды рода Сирис.
Услышав имя своего рода, Пепа вздрогнула всем телом, запуталась в словах.
— Я… Это не я! То есть, почему вы решили? И почему Сирис? Вы сказали Сирис?
— Конечно, — улыбнулась старуха, приближаясь к статуе и смахивая с нее сиреневой веткой несколько прилипших листов. — Я не представилась. Мое имя — Пепа. Пепа Сирис. Меня назвали в честь той самой девы, что когда-то пожертвовала всем ради своей семьи. Легенда гласит, что вероломный дух обманул ее и обернул чудовищем, а потом упрятал под землю на века. Но мы не забыли. Мы помним. Мы тысячелетиями передавали эту историю от сестры к сестре. Мы знали, что однажды ты можешь выйти из-под земли и вернуться сюда. И ты вернулась. А, значит, ты теперь дома.
— Дома…
Пепа в очередной раз оглядела и бедный сад, и маленький дом, и забытую в нестриженных зарослях статую.
— Столько времени прошло, но ничего не изменилось. Снова эта нищета и бедность. И творение сестрицы Амбри украшает не покои королей, а задворки… Выходит, не нужна была тогда моя жертва? Выходит, мой поступок был бесполезный и напрасный?
Старуха кивнула седой головой, потом помотала.
— Жертва была не нужна, ты все верно сказала. Пытаясь отогреть чужие ладони, не стоит кидать себя в печь. Даже если это очень важные ладони. Но твой поступок был не бесполезен и не напрасен. Он был важен и ценен. И цену его ты возвращаешь себе сейчас новыми возможностями и новой жизнью. Бывает и так, Пепа.
Бывает и так.
— И что же теперь?
— Теперь ты дома. И ты здесь равноправная хозяйка, как и я, а хозяйке не пристало жить в конюшне. Пойдем, я провожу тебя в дом.
— В
— Мы что-нибудь придумаем, не переживай. Здесь есть задний ход, которым не пользуются. Он ведет во флигель с летней гостиной, где никто не живет. Располагайся там — никто тебя не побеспокоит.
— Спасибо, я подумаю, — кивнула Пепа. — Все это так неожиданно…
Луна отражалась в чаше старого фонтана. Ветел гнал рябь по теплой глади, то и дело разрушал отражение неба, испещренное звездными искрами и ночным серым облаком по краю. На синем небесном бархате четко рисовались развалины храма. Над ними то и дело вспыхивал салют — праздник был в самом разгаре.
Моа стоял скрытый тенью и сам был как тень. Темная фигура без очертаний и черт, увидишь и забудешь, что видел…
И рядом как всегда жизнерадостная Има. Такой контраст! Странно, что нашлось у этих двоих нечто общее, связавшее их и направившее по единому пути…
То, что забыто навек.
Но навек ли?
Има переминалась с ног на ногу, все думала, как начать, с чего зайти? Все же ляпнуть подобное в лоб неудобно и как-то не по-дружески. Как-то грубо… И промолчать тоже нельзя. Пора расставить точки над «и». В конце концов, она не собирается осуждать. Наоборот — поддерживать.
И думать, как со всем эти дальше жить.
— Пепа думает, что ты — как она…
После какое-то в ремя в оздухе висела долгая пауза.
Напряжение.
— Я не как она, — Моа, наконец, задумчиво посмотрел на собеседницу. Во взгляде его единственного глаза на миг мелькнула благодарность. Има узнала правду и не сбежала от него в панике? — Я хуже.
— Не хуже…
— Хуже. Пепа лишь внешностью зверь, а внутри всегда была и будет человеком, и ничего ее не заставит потерять разум и броситься убивать все живое вокруг. Она контролирует себя. Ей повезло.
— А тебе? Ты ведь тоже не бросаешься… И монстром ты не становился ни разу… Пока что…
Голос Имы подрагивал от волнения. Ей вдруг стало страшно от мысли, что она может заблуждаться… Вдруг, и правда, заблуждается?
И омрачающий все, но такой очевидный ответ.
— Ты не видела, что стало с теми ищейками.
— Не видела. Пепа сказала, что ты — дракон. И Архо, кажется, тоже догадался. Он ведь видел что-то там, на месте сражения с ищейками? — Има посмотрела на лича пристально. — Жаль, что я не видела.
— И хорошо, что не видела. Знаешь, раньше мне хотелось вернуть свою память, а сейчас я понял, что ты была права. Иногда лучше не знать, каким чудовищем ты был в прошлом.
— Да не был ты никаким чудовищем! — возмутилась девушка. — Это все — какая-то тайна. Какой-то невнятный клубок событий, в котором мы с тобой запутались. Его надо распутать, разобрать по ниточкам, что бы там ни открылось в конце.
— Уверена? Вдруг окажется, что я, или даже ты, возможно, совершили какое-нибудь страшное злодеяние в прошлом? Убили людей? Уничтожили целое государство?