Лич на стажировке. Часть 1
Шрифт:
– Второй умирает, – любезно подсказал Альд.
– Кости Суртаза! Два упыря и еще четыре в перспективе – я не потяну.
– А ты попроси хорошенько, – покровительственная усмешка, явственно слышная в голосе подселенца, бесила до жути. Но ситуация становилась отчаянной, отыграюсь потом.
– Альдауар, пожалуйста, не злоупотребляй моим телом, – холодно ответила я, вместе с тем прикидывая, чем бы влепить упырю по его оскаленной морде. Тот замер, принюхиваясь и будто бы выбирая, на кого напасть первым: попытаться обезвредить меня или же рискнуть
– Не о том просишь, – весело отозвался Альд. – Ну да ладно, смотри и учись…
Последние слова подселенца выгнули мое скелетированное тело дугой прямо в воздухе. Непередаваемое чувство – как от удара обоими локтями, коленями и мизинцами на ногах одновременно. Кто испытывал такое – не забудет никогда. Являясь личем, я вроде бы как и не должна чувствовать боли, но ощущения уж очень похожие на прижизненные. К этому невозможно привыкнуть.
Альд же, получив мое тело в свое распоряжение, горделиво выпрямился и взлетел чуть выше. Такое происходило каждый раз, из чего я сделала вывод, что при жизни он был довольно высоким. Ничего не значащая мелочь, но что еще делать, кроме как размышлять о всяком, пока моими костями управляет кто-то другой.
Упырь уже рванул к селянам. Это он зря. Альд прошипел заклинание, по моему телу прошла волна силы. Громко чем-то хрустнув прямо в прыжке, нежить взвыла и безвольным кулем приземлилась мимо своей цели – старосты. Тот оказался не промах: метким ударом топора мужик отсек упырю голову и со злостью пнул ее, отбрасывая далеко в сторону. Все равно тело, если его не сжечь, рано или поздно найдет потерянную часть и прирастит обратно. Вот только с переломанными, а теперь еще и с отрубленными руками и ногами это сделать будет куда сложнее. Остальные селяне сориентировались довольно быстро.
– До-о-оль! – рявкнул староста, крутя головой из стороны в сторону в надежде услышать ответ.
– Второй мальчишка – его сын, – Альд решил констатировать очевидный факт. Благо, сделал он это, уже направляясь к подлеску, откуда выскочил упырь. Слабая красноватая аура ребенка просвечивала сквозь редкую зелень листвы.
– Ты сможешь ему помочь?
– Не уверен.
– Добьешь?..
Подселенец ничего не ответил. Мои скелетированные руки осторожно раздвинули тонкие ветви, и я безмолвно ахнула от увиденной картины. Мальчишка, судя по всему – без сознания, лежал распластавшись, с развороченным животом. Земля под ним сплошь пропиталась кровью, и я невольно удивилась, что ребенок был все еще жив. Сзади хрустнули ветки, и Альд повелительно вскинул мою руку, приказывая селянину остановиться.
– Если хочешь, чтобы он выжил, – не оборачиваясь, прошелестел он, – отойди и отвернись. Чтобы ты ни услышал – не оборачивайся. Других это тоже касается.
– Ты же сказал, что не…
– Замолчи.
По изменившемуся тону Альда я поняла, что замолкнуть – действительно самое время. Тихо переговариваясь и настороженно озираясь, мужики увели старосту. Поверили, не стали пререкаться.
Подселенец уже опустил мое тело на колени рядом с умиравшим мальчишкой. Он действительно был без сознания, так что обошлось без криков даже тогда, когда мои руки, охваченные мягким зеленоватым свечением, погрузились в его внутренности, сращивая, упорядочивая и укладывая все правильно. И пока Альд без остановки, бессчетное количество раз шептал исцеляющее
– Вот и все.
– Он… – осторожно начала я, – живой. Живой! Альд, ты…
– Теряю контроль, – безэмоционально прервал меня подселенец. – Готовься…
Меня снова выгнуло дугой, но возвращение законной душе контроля над связующими чарами всегда проходило не так болезненно.
– …объяснять им, как ухаживать за мальчишкой в ближайшие несколько дней, – закончил Альд.
– Да, поняла я, поняла, – пощелкав челюстью, я поднялась в воздух, прикидывая, обо что вытереть окровавленные руки. Не то чтобы это доставляло какие-то неудобства, но неподготовленные зрители могли понять это неправильно. Опомнившись, я добавила: – Спасибо.
– Зря я, что ли, целителем был до пришествия Суртаза, – голос подселенца звучал устало и совсем чуточку самодовольно. – Хотя до последнего думал, что он умрет. Повезло парню, главное теперь, чтобы дома не угробили. Зови старосту.
Пришлось потратить несколько мгновений на то, чтобы вспомнить его имя.
– М-м-м… Куль? – неуверенно позвала я.
Верно вспомнила, селянин тут же вскинулся. Но, помня о приказе Альда, не обернулся. Молодец.
– Милсдарыня?
– Иди сюда, жив твой сын.
Увидев окровавленную меня, староста замер, остальные мужики напряглись. Я плавно отлетела в сторону, открывая их взглядам распростертое на земле тело – в окровавленной и разодранной одежде, но при этом совершенно невредимое.
– Доль… – выдохнул староста и, уже не обращая на меня никакого внимания, ломанулся к ребенку.
– Неделю из кровати не выпускать, – менторским тоном начала я перечислять, – обильно поить, кормить сытно, но не чрезмерно.
– Ох, мамка нам устроит, сына…
Не знаю, слышал мои слова староста или нет, но шелест и хруст на поляне напомнили мне о незаконченном деле. О втором мальчишке, которому не так повезло.
– Жаль пацана, – будто прочитав мои мысли, пробурчал один из селян, перехватывая топор поудобнее и разворачиваясь на шум. – Что родичи его сгинули, что сам…
– Сирота? – даже в посмертии мое любопытство осталось со мной.
– Да, – вздохнул другой мужик. – Батю его по весне упырь в клочья порвал в поле, мать захворала с горя и к лету – того… Благо, хоть некроманта позвать успели, не встала. Мальчонка с Долем дружил, вот Куль и приютил его. Да видно, коль счастья на роду не написано, так и спасу нет…
– Спроси, сколько их было, когда они собирались тебя сжигать, – неожиданно произнес Альд.
– Так все же здесь, – недоуменно отозвалась я. – Пятеро взрослых и двое мальчишек. Ну, с учетом мертвых.
– Спроси.
– Раз ты настаиваешь… – и добавила уже вслух, обращаясь к мужикам: – Сколько вас было, когда вы собирались меня сжечь?
Судя по всему, мой вопрос стал для селян такой же неожиданностью, как и настойчивая просьба Альда – для меня. Они замерли, переглядываясь. Шорох и хруст со стороны поляны стал еще более отчетливым. В моем отсутствующем сердце шевельнулось неприятное предчувствие.