Личная жизнь адвоката
Шрифт:
– Объясните, с какой целью вы приходили в последний раз в дом Винницких? – задал очередной вопрос следователь.
– Я хотела с ним поговорить.
– У вас же не было никаких отношений. К чему тогда разговоры?
Ева пожала плечами. Действительно, о чем она хотела говорить с Артемом? Чего она собиралась добиться? Предложения руки и сердца? О боже, бред! Она просто была пьяна и обижена, но следователю об этом знать не стоило.
– С какой целью вы привлекли к вашему разговору Бирюкова?
– Кого? – непонимающе переспросила Ева. – Я не знаю никакого Бирюкова. Со мной был только Жорик.
– Я имею в виду Бирюкова Георгия, восемьдесят
Ева смущенно кашлянула. Должно быть, со стороны она выглядела глупо. Но своих уличных приятелей она знала по именам и кличкам. Полные анкетные данные ей были без надобности.
– Он – мой приятель. Пошел со мной за компанию.
Следователь хмыкнул и покачал головой.
– Гражданка Вострецова, не морочьте мне голову. Вам известно, что Бирюков был ранее судим за разбой?
– Нет.
– Но вы знали, что он отбывал наказание в местах лишения свободы?
– Нет. Но даже если бы я об этом знала, мне что, нельзя с ним общаться?
– Общайтесь с кем хотите. Но тащить ранее судимого человека в чужой дом, не спросив мнения хозяев, это уже попахивает, знаете чем?
– Не имею представления, – нарочито равнодушно фыркнула Ева.
– Предварительным сговором!
– Сговором на что?
– Это я сейчас и пытаюсь установить. Вы говорили Бирюкову о том, что Винницкие – состоятельные люди?
– Это он мог и сам видеть. Артем Винницкий часто подвозил меня на своем «БМВ» до дома.
– Вот видите. А совсем недавно вы утверждали, что вас с потерпевшим ничего не связывало! – торжествующе произнес правоохранитель, чрезвычайно довольный своей сообразительностью. – Значит, вы шли в дом потерпевшего, заранее зная, что там есть чем поживиться.
– Поживиться? Я не пойму, куда вы клоните!
– Скоро поймете, – пообещал сыщик. – Вы просили Бирюкова применить насилие в отношении потерпевшего?
– Разумеется, нет!
– Какие действия производил ваш приятель в отношении Винницкого?
Еве вдруг вспомнился ушибленный кулак Жорика, который тот потирал, морщась от боли.
– Я не видела, что он делал, – твердо сказала она, и это была чистая правда. «Он там кровью умывается», – всплыли в памяти слова приятеля, но она тут же постаралась их забыть. Глупое бахвальство, за которым ничего не стояло.
– Конечно, конечно! Вы не видели. Может, в этот момент вы были заняты чем-то другим? – сыщик глядел на нее испытующе, а потом вдруг «выстрелил» очередным вопросом: – Например, вы примеривали украшения Милицы Андреевны?
– Что за бред! Мне не нужны ее украшения, – возмутилась Ева.
– Спорный вопрос, – его взгляд нарочито равнодушно коснулся ее рук, на которых не было ни колец, ни браслетов. – Так применял насилие Бирюков? Если да, то какое?
– Ничего подобного не было.
– Ну, что же, печально!
– По-вашему, нам стоило его побить? – изумилась Ева.
– Да нет. Печально то, что вы не хотите сотрудничать. Мне ничего не остается, как задержать вас.
– По какому праву?! – воскликнула Ева, все еще воспринимая слова следователя как блеф. В самом деле, могут ли ее лишить свободы за то, что она завалилась в чужой дом со своим приятелем слегка навеселе и устроила там некрасивую сцену? – Вы что, обвиняете меня в хулиганстве?!
– Я такими мелочами, как хулиганство, не занимаюсь, – обиженно заметил следователь. – Вы вывеску на входе читали? Тут следственный комитет, а не
– Нет, это чума! Что, теперь разбитыми носами занимается следственный комитет? – у Евы не было сомнений, что ее бессовестно надувают. Ей ли не знать, что такие приемчики иногда используют следователи, чтобы напугать человека до полусмерти и заставить его говорить.
– Так, значит, нос вы ему все-таки разбили? – ухмыльнулся сыщик. – Ну, что же! Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Это уже кое-что… Может, мы оформим явку с повинной, и я похлопочу перед начальством о том, чтобы вас пока отпустили домой?
– Но в чем я должна признаваться?
Следователь посмотрел на нее с жалостью, как на актрису, играющую неубедительно.
– В убийстве, милая. Признаваться в том, что вы убили человека.
– Вы хотите сказать, что Артем Винницкий мертв?
– Я хочу сказать, что Артем Винницкий убит. А это, как вы понимаете, две большие разницы.
Слова следователя пришлись ей точным ударом в солнечное сплетение. Ева потеряла ощущение реальности происходящего. Это было сродни ее возвращению в далекое детство, в тот день, когда мама поведала ей о том, что сказание о ее отце, герое-летчике, не более чем красивая легенда. Губы следователя шевелились, как в немом кино. Они то раздвигались в снисходительной улыбке, то сжимались в тонкую полосу. Он что-то говорил, нахмурив брови, жестикулируя, но смысл его слов был ей непонятен. В висках билась нелепая фраза: «Артем убит». В этих словах не было никакого здравого смысла, поскольку перед ее глазами по-прежнему стояло лицо Артема, его неподражаемая мальчишеская улыбка. Она слышала интонации его голоса и ощущала знакомый запах его туалетной воды. Он казался ей живым и осязаемым, в отличие от следователя, представителя фирмы розыгрышей. Вот сейчас он закончит говорить, и в двери зайдут все ее знакомые с плакатом «Поздравляем! Тебя разыграли», а с ними Артем, с огромным букетом цветов. Но вместо этого в дверь вошел хмурый мужчина, который жестом потребовал следовать за ним. Они долго шли по длинному коридору. Потом в одном из кабинетов ее пальцы мазали черной краской и копировали на бумагу. Она долго оттирала их грязной тряпкой, не представляя, каким образом она будет добираться до дома. Но ее лишили таких хлопот, заставив подписать какие-то бумаги, потом еще протокол. Его беспрестанно о чем-то спрашивали, она тупо молчала, мечтая о том, чтобы ее наконец оставили в покое. Формальностям не было ни конца ни края. Только после того, как за ней захлопнулась тяжелая дверь и лязгнул ключ, она немного пришла в себя. Под низким потолком было крошечное окошко в клеточку, через которое виднелся клочок неба величиной с носовой платок…
Глава 4
У Елизаветы Дубровской начало дня оказалось тяжелым. Близнецы беспокойно спали ночью. Ничего удивительного в том, что утром голова молодой матери напоминала колокол. Она принялась за утренние дела, но из-за усталости все получалось у нее долго и неловко. Она поминутно смотрела на часы, дожидаясь прихода няни. Но Лида запаздывала, что было на нее совсем не похоже. Поэтому кормить детей, готовить им смесь, пеленать их пришлось самой. Лиза курсировала между кухней и детской под истошные вопли малышей и уговаривала себя не впадать в панику. Это было непросто, так как горластая Маша требовала еды, и небольшое количество грудного молока ее совсем не удовлетворило.