Личная жизнь Александра I

Соротокина Нина Матвеевна

В. О. Ключевский: «Сперанский принес в русскую неопрятную канцелярию XVIII века необычайно выправленный ум, способность бесконечно работать и отличное умение говорить и писать». В 1807 году в России создается комитет по безопасности, в 1809-м появляются два указа — о придворных званиях и об экзаменах на чин, которые должны были повысить образовательный уровень чиновников. Чинами перестали жаловать, как раньше. Придворные чины камер-юнкера и камергера, прежде приравненные по Табели о рангах к высшим военным и штатским чинам, превратились в почетные звания.

Александр поручил Сперанскому руководство комиссии по составлению государственных законов, а также разработку плана государственного преобразования. И работа

эта была сделана. Сперанский был теоретик. Помните, у нас была при Хрущеве и дальше при Брежневе появилась «бумажная архитектура» — гениальные, не побоюсь употребить это слово, проекты наших лучших архитекторов, которые по недомыслию начальства не пошли в жизнь. Так же обстояло дело со Сперанским. Его труд назывался «Введение к уложению государственных законов». Он создал на бумаге необычайно стройную систему управления государством. Три ряда учреждений — законодательные, судебные и исполнительные — пронизывали всю государственную систему от волости до Петербурга и носили земский, выборный характер. Государственная дума — законодательная власть, Сенат — судебная, министерства — исполнительная. Три этих учреждения объединялись Государственным советом: тридцать пять членов во главе с императором. Совет — совещательное учреждение, он рассматривает законы до внесения их в Думу, а затем наблюдает за выполнением этих законов.

Осуществление планов Сперанского началось с образования Государственного совета (1 января 1810 года). Далее последовало преобразование министерств… а дальше все встало. Этому было много причин. Советская историография отводит в этой остановке непомерно большую роль Аракчееву, еще одному любимцу царя, человеку верному, преданному, но косному. Аракчеев занимал пост военного министра, он готовился к войне с Наполеоном, а в свободное от работы время люто ненавидел Сперанского. Вельможи также зело не любили преобразователя, считая его «безродным поповичем» и «выскочкой». Общественность подозревала его в страшных грехах: он ездил с царем в Эрфурт и наверняка продался узурпатору, недаром он в своих законодательных проектах использует «Кодекс Наполеона».

Кроме всего прочего, план Сперанского предусматривал освобождение крепостных крестьян (без земли), а уж это, простите, «не в какие ворота». Окружение Александра все в один голос кричали: «Рано! Будет Бунт! Только второго Пугачева нам не хватало!» Рупором общественного мнения стал Карамзин, который в записке «О древней и новой России» (1811 год) утверждал, что нам нужны не реформы, а «патриархальная власть и добродетель». (Господи, как все похоже! А ведь двести лет прошло! — Авт.) Власть должна быть, утверждал Карамзин, более «хранительной, чем творческой». России нужна не конституция, а пятьдесят дельных губернаторов.

Опять не могу утерпеть: где их взять, этих золотых «дельных губернаторов», это во-первых. Державин, честнейший человек, был губернатором в Тамбове. Боролся со взяточничеством и воровством, а за это местная элита вкупе с соседями чуть его со света не сжила, и Екатерина II отставила его от должности. Правда, потом сделала его своим статс-секретарем. Она вообще считала Державина простаком и навязчивым занудой. Строга была к нему богоподобная Фелица. А во-вторых, при Сталине у нас была лучшая в мире Конституция — и что? Разве в этой Конституции были прописаны статьи про ГУЛАГ и рабство?

Право слово, на Россию не угодишь. Придумали лозунг, что народ всегда прав, а народ и по сей день Сталина славит, опять порки хочет. Эх, знал бы Александр I, как пойдут дела в его отечестве через сто лет, он бы меньше корил себя и отчаивался. Чиновники ненавидели Сперанского как-то особенно люто, экзамены, вишь, на должность надо сдавать! Можно сказать, что от имени чиновников выступал Вигель. Вот некоторые цитаты: «Сие ненавистное имя в первый раз еще является

в сих записках. Человек сей быстро возник из ничтожества»; «Он не любил дворянства, коего презрение испытал он к прежнему своему состоянию; он не любил религии, коей правила стесняли его действия и противились его обширным замыслам; он не любил монархического правления, которое заслонило ему путь на самую высоту; он не любил своего отечества, ибо почитал его недостаточно просвещенным и его недостойным». При всем этом Вигель отдавал должное уму и таланту Сперанского: «Я разделял всеобщее к нему уважение; но и тогда близ него мне все казалось, что я слышу серный запах и в голубых очах его вижу синеватое пламя подземного мира».

Вокруг Сперанского при дворе закрутилась серьезная интрига. Подметные письма слали и самому преобразователи, и царю — лично. Главной пружиной интриги стал глава комиссии по финляндским делам барон Армфельт, он считал, что Сперанский слишком мало уделяет внимания его Финляндии. Армфельт пользовался большим расположением царя и вынашивал большие планы относительно собственной карьеры. Армфельт был дружен с министром полиции Балашовым, который откровенно подозревал Сперанского в измене. Стая осведомителей работала на полицию, донося, что и где сказал Сперанский о существующем в России правопорядке. Все доносы ложились на стол царю. По рукам ходила рукопись, в которой доказывалось, что единственная задача Сперанского — разрушить основы государства в пользу Наполеона. А Сперанский просто не мог остановить финансового расстройства в стране. Руки ему связывала континентальная блокада, и это была не его вина.

В конце концов, все это Александру надоело — все негодуют, даже Карамзин, патриот и умница, против преобразователя, а Россия на пороге войны. Состоялся двухчасовой разговор между царем и его гениальным чиновником, разговор был тяжелым. Рассказывали, что после него государь плакал. На следующий день царь сказал князю Головкину: «…у меня в прошлую ночь отняли Сперанского, а он был моей правой рукой». Преобразователь не смог себя защитить, и Александр вынужден был сказать ему, что ввиду приближения неприятеля к границам России он не имеет возможности проверить все возведенные на Сперанского обвинения, поэтому тот должен уйти в отставку.

Но вообще-то во всем этом присутствует некая тайна. Какая-то серьезная трещина расколола отношения Александра и преобразователя. Царь вовсе не всегда прислушивался к общественному мнению, пренебрег бы им он и на этот раз, но… там была обида. И обиделся именно Александр, Сперанскому обижаться было не по чину, да и не до этого ему было, он был слишком предан своей науке. Отставка Сперанского громом прошла по стране. М. А. Дмитриев в своей книге «Главы и воспоминания моей жизни» пишет: «…падение Сперанского наделало в пансионе много шуму. Всякий, съездивший домой, привозил разные известия. Большая же часть была такого мнения, что Сперанский изменил России и передался Наполеону». Но царь позднее защитил своего статс-секретаря (к делам тот вернулся в 1816 году). Известны слова Александра о Сперанском: «Он никогда не изменял России, он изменил лично мне».

17 марта 1812 года Сперанский был отставлен от всех должностей и сослан на жительство в Нижний Новгород. До войны оставалось два с половиной месяца.

Перед войной (Наполеон)

Помните, как Наполеон уговорил Павла I погнать казаков в Индию, собираясь со временем присоединиться к русской армии. Он хотел сломить политическую и экономическую силу Англии. Зачем? Во имя собственной славы и славы Франции. Он говорил: «Моя любовница — власть». В мечтах Наполеон хотел создать всемирную империю, в Европе тесно, ему и Азию подавай. Но между Европой и Азией стояла Россия, и ее надо было сокрушить. Он говорил Нарбонну перед походом на Россию: