Личное дело Савелия Пузикова
Шрифт:
То ли директор, то ли менеджер выстрелила в меня гневным взглядом:
– На страуса?
Я поспешно прикусил язык. Вот и кто меня за него только дёргал!
– Ну, – промямлил я, – просто перья похожи.
– У-у-у… – Она вдруг уткнулась лицом в ладони и тихонько завыла.
По-настоящему! Как какой-то лесной зверь.
– Вы что? – Я жутко растерялся. Испугался, что она сейчас рыдать начнёт. Или ещё что похуже… Вот вечно мне везёт!
Директор, которая менеджер, или наоборот, отчаянно замотала головой.
– Уйди! –
Наверное, и правда рыдает. Некоторые так умеют – чтобы почти звуков не издавать.
Я стоял как истукан и не знал, что делать. Правда уйти и оставить её такую? Или остаться и смотреть, как она плечами вздрагивает? Как будто это я во всём виноват!
«Ну нет! Супергерой я или кто?»
Я подошёл и легонько тронул её за плечо.
– Не плачьте! – сказал я. – Всё пройдёт. И это тоже.
Она подняла на меня измученное лицо. Ну вот! Глаза мокрые. И нос красный. Довёл человека.
– Я не плачу, – хрипло сказала она. – У меня аллергия.
– Ой, понимаю. – Я сочувственно кивнул. – У меня тоже эта штука бывает. На шоколад. А у бабушки моей на пыльцу. Так она всю весну, вот прямо как вы, рыдает.
Она шмыгнула носом. Раз, второй. Потом достала платок и шумно высморкалась.
– У меня на вас аллергия, – заложенным голосом объявила она. – На вас всех!
И вдруг зачем-то на меня уставилась.
– У бабушки, говоришь? – Голос её по-прежнему звучал глухо, но вот глаза прыгали по мне очень даже заинтересованно. – Ты с ней, что ли, живёшь?
Я, помедлив, кивнул.
– Значит, сирота, – с недовольным видом заключила она. – Ну и какой в этом смысл?
– Я как-то не… – У меня даже дыхание занялось.
«Сирота? Никакой я не сирота! С чего это она взяла?»
– Ты в курсе, что такое уже не прокатывает? – продолжала директор-и-менеджер-в-одном-флаконе. – Вот сам подумай, сколько их до тебя было. Гарри Поттер – раз. Оливер Твист – два. Питер Пэн ещё. Да тот же Маугли!
«При чём здесь Маугли? – думал я. – Мне уже роль, что ли, подыскивают?»
– Нет! Сиротство – это однозначно мимо! – Она смяла моё воображаемое сиротство в воображаемый комок и швырнула в воображаемую корзину. – Отработанный материал.
Я стоял и, как совёныш, хлопал глазами. Ничего не мог сказать – так сильно разволновался. У меня будет своя роль? Своя собственная! И даже если Маугли – пусть! Надо только загореть как следует.
– И потом… – не унималась директор театра.
Я уже понял по тону, что это она. Слишком деловая для обычного менеджера.
– И вообще! – заключила директор. – Ты себя в зеркале видел?
Таким голосом… У меня сразу щёки задрожали. Сейчас она скажет, что для Маугли я несколько крупнее, чем следует. Прямо, конечно, не станет говорить, что я толстый. Знаю я этих взрослых.
– Нет, ты, конечно,
У меня от обиды запекло в глазах. Защипало даже! Я почувствовал, что сейчас сам разревусь. Вот это будет зрелище!
– Герои… они же фактурные, понимаешь? – Директор согнула тонкую руку и продемонстрировала хлипкий бицепс. – Герой – это мощь и сила. Вот такие сейчас нужны.
Как будто я и сам не знаю! Я же не просто так кроссовки купил! У меня, между прочим, план был.
«И почему был? – приободрил я себя. – Нельзя вот так сразу сдаваться!»
– Я буду бегать! – выпалил я. – И в тренажёрку запишусь! Пресс накачаю.
Я смотрел на неё умоляющими глазами.
– У меня получится! Вот увидите!
Она как будто задумалась. Но тут же неумолимо покачала головой:
– Да при чём тут пресс? Мне характер нужен!
– У меня есть характер! – в отчаянии выкрикнул я. – Я народными танцами занимаюсь. Для этого знаете какой характер нужен?!
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего:
– Народными танцами? Хм.
И снова так задумчиво:
– Хм.
И тогда я вдруг понял! Вот это её «хм» – мой последний шанс. Сейчас или никогда, называется.
Я дрожащими руками занырнул в рюкзак и, покопавшись, вытащил толстенную тетрадь. С сомнением потрогал обложку: «Там же столько всего тайного. И личного! Про бабушку ту же. И про родителей… Стоп! А я же ещё и про Милу Сорокину позапозавчера написал!»
Я стал запихивать тетрадь обратно. Про бабушку и родителей – это ещё куда ни шло. Но вот про Сорокину точно никто не должен знать. Никто и никогда!
Директор театра картинно зевнула:
– Пора бы уже на обед прогуляться, – и выразительно посмотрела на дверь.
Я снова вытащил тетрадь. Ну личное, и что? Зато честно. И это всё – про меня.
Директор настойчиво кашлянула.
«А главное, самому рассказывать не придётся. Да я и не смогу так рассказать!»
– Вот, – стараясь держаться на расстоянии, я потянулся и аккуратно положил тетрадь на краешек стола.
– Это что? – Она настороженно сощурилась.
– Мой дневник.
– Зачем мне твой дневник? – удивилась директор. – Я и так вижу, что ты круглый отличник.
Ещё таким тоном сказала! Как будто молотком по темечку тюкнула.
– Не школьный, нет, – принялся сбивчиво объяснять я. – Это такой, который… записи. Ну, что-то вроде резюме!
Она снова широко зевнула.
Я в панике стиснул кулаки:
– Вы лучше сами посмотрите!
– Что ж. – Директор нехотя взяла дневник и сделала вид, что листает. А сама даже не посмотрела!
– У меня почерк плохой, – теряя последнюю надежду, прошелестел я. – Но вроде всё понятно. Вы посмотрите…