Личные мотивы

Маринина Александра

Зоя Петровна кивнула и стала медленно, приволакивая ногу и постукивая палкой, подниматься на второй этаж. Двести восьмая комната оказалась совсем рядом с лестничной площадкой. Она постучала и, не дождавшись ответа,

толкнула дверь.

Николай Степанович Разуваев сидел в кресле-каталке возле окна, и на первый взгляд могло бы показаться, что он задумчиво смотрит на кроны деревьев.

– Здравствуйте, Николай Степанович, – проговорила Зоя Петровна, стараясь выговаривать слова медленно и четко.

Тот не обернулся и даже не вздрогнул. Может, у него проблемы со слухом? Может, не слышит?

Зоя Петровна подошла ближе и коснулась его плеча. Никакой реакции. Она с усилием развернула кресло и заглянула в лицо Разуваева.

Лицо не выражало ничего, кроме младенческой безмятежности. Выцветшие светлые глаза неподвижно смотрели в одну точку, из уголка рта тянулась ниточка слюны. Человек, погубивший когда-то троих мальчиков, впал в болезненное безумие и уже ничего не понимал.

Она пришла к Разуваеву, чтобы посмотреть на него, на того, кто разрушил ее жизнь и сделал инвалидом, на того, из-за кого в конечном итоге рухнула жизнь ее сына. Посмотреть, поговорить, может быть, упрекнуть, возможно, обвинить,

а если сложится – то и высказать все, что она о нем думает. Но теперь в этом нет никакого смысла. Он не осознает собственной вины, он не осознает вообще ничего. Такие страсти разгорелись из-за его поступка, столько жизней сломано, столько боли причинено разным людям, а он ничего этого даже не понимает и не может оценить. И не может выслушать упреки и обвинения. Он счастлив, как бывает счастливо новорожденное дитя, которое не знает ни вины, ни боли, ни горя и ничего не понимает.

Это чудовище – и счастливо? Разве это справедливо? Зоя Петровна развернула кресло в прежнее положение и долго стояла за спиной у Разуваева, глядя на опущенные плечи и жалкий старческий пух, окружающий покрытую пигментными пятнами лысину. Ведь он ненамного старше ее самой, но если она, Зоя Петровна, активно работает и живет полноценной жизнью, то Николай Степанович превратился в растение, которому уже недоступны не только горестные переживания, но и обыкновенные радости, даже самые малые.

Может быть, это и есть расплата?

Апрель – август 2010 года