Личный дневник моей фиктивной жены
Шрифт:
— Право, миленький, Александр Вяземский, кажется? Уже и не дадите поиронизировать, вспомнить корни, склоняете к неинтересной интеллигентности и скучной обыденности. И шансов нет у вас. Я уже с десяток дел в суде выиграл, когда вы ходили пешком под стол. Впрочем, о каком выигрыше вообще идёт речь? У нас с вами здесь бракоразводный процесс. Если бы мой клиент не отказался от всего движимого и недвижимого имущества самовольно, то согласно брачному договору и нарушениям очень многих его пунктов вашим клиентом, Вероника Игоревна получила бы большую часть при разводе, нежели Алексей Владимирович, при всём моём уважении.
Вот бывает так, вроде сидишь на обсуждении своего же развода с женой, вроде слушаешь речь двух адвокатов, а ни черта не слышишь, потому что это всё какое-то дешёвое зрелище, не с тобой происходящее, невозможное по природе своей. А потом раз…и «Если бы мой клиент не отказался от всего движимого и недвижимого имущества самовольно». Что это значит? Но за меня уже спросил Вяземский.
— Вы хотите сказать, что Вероника Игоревна отказалась от своей доли имущества при разводе?
— Именно
Мне снова на секунду показалось, что меня снимает скрытая камера, как тогда при разговоре с Никой в «Пегасе». У меня было много вопросов и ни одного ответа. По мне словно проехался танк. Ника отказалась от всего?! Её компания регулярно приносит прибыль, почти сравнимую с прибылью моего «Строй-Инвеста», а я думал, Вероника ничего не зарабатывает, а её это «Просто Я» — детское развлечение. Передо мной лежали выписки с золотой банковской карты, на ней действительно была всё та же сумма, что и два года назад. Помню я тогда вручил эту карту Нике со словами: «Моя жена должна мне соответствовать, будь добра приведи себя в Божеский вид. Ты будешь мне нужна для выходов в свет, посещения выставок, презентаций, вечеринок, концертов, где сплошь люди будут богатые и именитые. И никто, запомни, не должен даже догадаться, что моя жена — из грязи, из народа. Ты должна, нет обязана стать эталоном вкуса, стиля, элегантности, лоска и женственности, и непременно олицетворять меня, мою жену, мой статус. Уверен, у тебя самой нет ни вкуса, ни стиля, поэтому в твоём распоряжении лучшие стилисты, модельеры и прочая челядь, которая сделает из тебя «золотую девочку». На этой золотой карте ровно столько, сколько может понадобиться на все эти тряпки, побрякушки, аксессуары, часы, причёски, маникюры и прочую мишуру. Только перечитай ещё раз внимательно наш брачный договор, чтобы уяснить себе раз и навсегда, что за все траты ты будешь передо мной будешь в ответе и потратить больше, чем на золотой карте ты не сможешь.» Вероника тогда, выслушав мою назидательную бранную речь, лишь на минуту поникла, затем внимательно посмотрела мне в глаза и рассмеялась заливисто: «Алексей, Алёшенька, сынок, да вы просто Царь-Батюшка??! Всюду то у вас злата, челядь, статус. Сами то родом из каких князьёв будете?! А вот ваша матушка Зинаида Макаровна Корф сказывала, что вы из рабочих крестьян и много работали с плугом, прежде чем обзавестись собственными крепостными.» Так всё и началось… Тогда же всё и закончилось… Ника всегда называла вещи своими именами, говорила прямо, была честной. И хотя последний раз она сказала, что ей пришлось рядом со мной стать актрисой, мне тоже, знаете ли, приходилось играть рядом с ней роль деспотичного Карабаса, который то и дело помыкает своей женой-куклой и каждый раз напоминает про условия брачного договора.
Глава 6
Передо мной лежала злосчастная золотая банковская карта, теперь уже никому не нужная. В голове остановились все мысли. В душе воцарилась тишина и пустота. Меня словно оглушили. И в этот момент снова накрыла реальность. Почему я говорю о Веронике в прошедшем времени? Зачем ко мне едет следователь? И вообще какое сегодня число, день недели?
— Вишня, почему мне так паршиво?! — Я схватился за голову, похмелье, явное похмелье давало о себе знать. И никакой волшебный напиток Береславы мне не помогал.
— Так я же говорю, Алексей Владимирович, ты накидался после встречи с адвокатом Вероничечки по поводу развода. Вот с тех пор и пьёшь. А сегодня у нас уже на календаре 14 ноября. Ой, и ведь я же тебе предлагал вызвать девочек элитных, они бы и развлекли, и отвлекли. А ты ни в какую: Нику мне подавай и только Нику. Да ещё материл, на чём свет стоит, свою Анжелу. Лёша, я тебя правда не понимаю. На Веронике что ли свет клином сошёлся? Вот Анжела — женщина эффектная, стоящая. Может, после допроса пригласить её к тебе? — Как-то чересчур иронически ответил мне Олег. Что совсем не походило на Вишнего, потому что к Нике он всегда относился с теплотой и даже порой меня журил за ужасное отношение к жене. С чего вдруг произошла такая смена настроения… И почему допрос? Какой-то вообще сумбур.
— Какой допрос? Олег, ты же сказал, придёт следователь.
— Не допрос, хорошо, я некорректно выразился, шеф. Придёт следователь по твою душу и по душу Вероники Игоревны. Причину столь выраженного интереса стражей порядка к вам я не знаю. Алексей
— Вишний, что ты мне то выкаешь, то тыкаешь. Ты уже определись. Итак, голова гудит. Ещё и ты околесицу несёшь. То одно мелешь, то другое. И скажи-ка мне, милый зам, чего ты так резко охладел к моей жене? — Я поймал взгляд Олега и увидел в нём что-то доселе мне незнакомое: гнев, презрение, стыд, страх… Я не мог разобрать смятение эмоций, которые овладели Вишним. Хотя, конечно, мне могло только казаться. Как говорится: «У кого-то — журавли в небе, у кого-то — синицы в руках… А у кого-то, после вчерашней гулянки — дятлы в мозгах.»
— Алексей, ты с больной то головы на здоровую не перекладывай. Сам же тут наговорил такого про Веронику Игоревну… А у пьяного на языке то, что у трезвого на уме, как водится. Ты же знаешь, я за тебя любого порву, даже твою бывшую жену. Из-за неё у нас, кстати, сейчас рабочий процесс стопорится.
— Не помню. Ничего не помню. Олег, не знаю, что я и кому наговорил про Нику, забудь. Она кристально чистая. И не надо мне тут про застой рабочего процесса. Меня несколько дней нет на работе, ты что не в состоянии поддержать работу «Строй-Инвеста» как мой зам? Мне начать в тебе сомневаться и заменить? — Я начал трезветь, спасибо Вишнему, разозлил.
Я попытался восстановить по крупицам память. Следователь. Следователь. Точно. Я напился. Но вот только не сразу после встречи с адвокатом, как говорит Олег. А спустя пару дней. Сегодня 14 ноября, стало быть вторник. Встреча с адвокатами была 9 ноября в четверг. А на следующий день у меня была встреча по застройке офисного центра. Затем встреча по застройке жилого элитного комплекса в Подмосковье. В субботу я навещал маму… Это уже было 11 ноября. Я навещал маму, пробыл у неё почти до половины шестого вечера. Мама показывала мне свои обновки, которые ей подарила Вероника утром того же дня. Да, я не видел Нику с тех пор после разговора в «Пегасе», но ощущал её присутствие во всём: в семи нарядах, специально сшитых в её «Просто Я» для моей мамы, в запонках, которые она мне подарила, во вкусном борще, который я уплетал за обе щеки. Да Вероника приехала незадолго до меня к моей маме, привезла ей новые наряды, кастрюлю своего фирменного борща, диетические котлеты из курицы с кабачками и шлейф аромата своего любимого классического Poison Dior. Я готов был в тот момент последовать за этим шлейфом парфюма, как мыши тянутся за ароматом сыра, словно Рокки из «Чип и Дейл». Но это было невозможно. Где мне теперь было искать Нику? Я ровным счетом ничего не знал о её жизни. Я не знал её привычек, предпочтений в еде, музыку, которую она любила. Хотя нет, вот как раз о музыке кое-что знал. Моя любимая, теперь уже можно было не бояться пунктов брачного договора и называть Веронику «любимой», слушала музыку 80-х и 90-х. Слушала, это сильно сказано. Потому что я не разрешал ей слушать «такое старьё», старался расширить «музыкальный кругозор» Вероники современными тенденциями. Благо для этого были все финансовые возможности, и мы были завсегдатаями модных вечеринок со звёздами, сидели в вип-ложах на любых концертах, коих только хотела душа. Я уже молчу, что по соседству с нами на Рублёвке каждый второй дом — дом именитой модной певицы, певца или композитора. При чём здесь вообще музыка. Я вспомнил почти всё до сегодня… Почти, потому что с ночи субботы по сегодня я не помнил ничего. Пробел, провал, обнуление памяти. В этот момент раздался звонок в доме, пришёл нежданно и негаданно следователь. Как хорошо, что я хоть что-то вспомнил. Как оказалось, впоследствии мне это пригодилось.
— Проходите, уважаемый. Чего изволите чаю или кофе? Угоститесь нашей свежей домашней выпечкой? Ах, вашу верхнюю одежду давайте пожалуйста. — Я услышал, как заботливо кудахчет в прихожей Береслава. Что отвечал следователь, я не слышал. Меня одолело странное волнение, пока страж порядка шествовал следом за Береславой в гостиную. Я сидел в ожидании на том самом проклятом диване в стиле Барокко бирюзового цвета, будь он неладен. Да, сидел в ожидании, словно приговоренный ожидает исполнения своего приговора, верной казни. Надо было признать, что Вероника так надолго выбила меня из колеи, или это я начал стареть. Подумаешь, развод. Чёрт. Где они ходят столько времени?
— День добрый, Алексей Владимирович. — И страж порядка хмуро кивнул Олегу в знак приветствия. — Какой у вас интересный рояль.
— Приветствуем вас, товарищ следователь. — Вишня пожал следователю руку и лукаво улыбнулся. — Позвольте представиться, друг семьи и заместитель Алексея Владимировича — Вишний Олег Юрьевич. Алексей Владимирович, пришли по вашу душу.
Хорошо, что следователь по ошибке направился к Олегу. У меня как раз появилось время разглядеть сия карателя преступности. Где-то я его уже видел. Уж больно знакомое лицо. Выразительный профиль, проникновенный взгляд глаз, то ли тёмно-карих, то ли тёмно-синих, так как в гостиной было темно, я плохо видел на расстоянии. Ямочки на щеках, высокий лоб, чёрные волосы, острый подбородок, и губы…такие, словно, нарисованные, изящные, красивые, растягивающиеся в хитрую и в то же время милую улыбку, очень обманчивую. Береслава, видимо от волнения, с несвойственным ей грохотом расставляла чашки с чаем на столик в гостиной, раскладывала разные маленькие пирожные на блюдца, при виде которых, меня снова замутило. А я продолжал жадно впиваться взглядом в лицо следователя и во весь его облик, дабы составить характеристику новому заманчивому персонажу в пьесе моей жизни: драповый классический пиджак дымчато-чёрного цвета, застёгнутый на одну верхнюю пуговицу, поверх полуприлегающей к телу водолазки с высоким воротником-стойкой глубокого красно-коричневого цвета, прямые джинсы синего цвета с редкими потёртостями, замшевые ретро-туфли на шнуровке каштаново-коричневого цвета и старинные часы на левой руке от Audemars Piguet…