Личный досмотр
Шрифт:
— Не горюй, солдат, — сказал он, чувствуя, как фальшиво звучит его голос, и ненавидя себя за эту фальшь. — Ну что тут поделаешь? Видишь, как все повернулось...
— Я понимаю, — прежним бесцветным голосом сказал Сергей, продолжая упорно смотреть в землю. — Сколько можно со мной возиться? И так вы со мной, как с родным...
— Чего? — опешил Рублев. — Ты что это удумал, а? Ты что же, решил, что я тебе тут сказки рассказываю? Вот чудила...
— А разве нет? — спросил Сергей и впервые поднял на него глаза. Комбат ожидал увидеть в них слезы, но глаза были сухими
— Дурак, — сказал он. — Ну как есть дурак. Совсем заучился, бедняга. Ты сам-то понимаешь, что говоришь? А ну, сядь.
— Вот еще, — сказал Сергей. — За партой насиделся.
Тем не менее он уселся на скамейку рядом с Комбатом и принялся ковырять землю носком ботинка. Комбат откашлялся и почесал в затылке, придумывая, что бы такое сказать: к такому обороту событий он готов не был. «Что ж тут удивительного, — подумал он. — Техника и та порой такие фортели выкидывает, что только диву даешься. А тут — живой человек.»
— Ты вот что усвой, Серега, — заговорил наконец он. — Ты мне как сын, но не сын все-таки.., в том смысле, что распоряжаться тобой я не могу. Не я тебя рожал, и не мне тобой рисковать, не мне тебе приказывать. Был бы ты моим солдатом, разговор у нас с тобой получился бы совсем другой: рядовой Никитин, кругом, шагом марш на кухню картошку чистить! Но ты ж и не солдат...
— Правильно, — буркнул Сергей, — я беспризорник — Ты дурак, — спокойно возразил Комбат. — Хотя об этом я уже, кажется, говорил.
— Два раза, — уточнил Сергей. — Вернее, уже три.
— А ты, надо понимать, с этим не согласен, — с любопытством глядя на него, сказал Борис Иванович.
Подросток пожал плечами.
— Ну не согласен, — проворчал он. — И что?
— А то, что веди себя как умный человек, если не согласен, — сказал Рублев. — Тебе говорят: извини, Серега, у меня неприятности, а ты истерики закатываешь.
— Ничего я не закатываю.
— Закатываешь; закатываешь. Друзья себя так не ведут.
— Ха! — неприятным голосом вокзального беспризорника сказал Сергей. — Нашли себе друга.
— Представь себе, нашел, — отрезал Комбат. — Стал бы я иначе с тобой возиться... Знал бы, что ты станешь капризничать, как генеральский сынок, сроду бы с тобой не связался.
— Ну и шли бы себе, — грубо ответил Сергей. — Чего время тратите?
— Не могу, брат, — сказал Рублев. — Я друзей не бросаю, даже если они.., гм.., не совсем правы. А будешь хамить, дам по шее.
— Напутали, — огрызнулся мальчишка. — Конечно, по шее ребенку дать легче всего...
— Сейчас заплачу, — сказал Рублев. — Посмотрите, какая жертва! Вся шея у него отбита. А что прикажешь с тобой делать, когда ты только бубнишь и огрызаешься? Говорить по-человечески разучился? Докладывай, чем недоволен. Или сказать нечего?
Сергей некоторое время молчал, сосредоточенно хмурясь и беззвучно шевеля губами. «Вот черт, — подумал Рублев, с тревогой наблюдая за сменой выражений на лице подростка. — Неужели он, как это?., претензии формулирует? Да быть того не может!»
Сергей вдруг непроизвольно всхлипнул, шмыгнул носом и через секунду уже ревел в три ручья, как
— Вот те раз, — растерянно сказал Рублев. — Ну, солдат, ты учудил! Тебя что, обидел кто-нибудь?
— Пусть попробуют, — сквозь слезы сердито ответил Сергей. — Просто я думал.., думал...
— Хорошее дело, — похвалил Комбат, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит. — И что же ты надумал?
— Что вы решили меня бросить! — выпалил Сергей. — Сначала в интернат отдали, а потом вообще...
— Ну, брат, ты загнул! Даже не знаю, что тебе на это ответить... Подберезскому расскажу — со смеху лопнет, сразу в аптеку побежит...
— Не надо рассказывать, — вытирая кулаком слезы, попросил Сергей. — А зачем в аптеку?
— А за соской! — ответил Комбат. — Совсем, скажет, наш Серега в детство впал... Представь: приходишь ты из школы, а у тебя полный комплект: пустышки, памперсы, пеленки-распашонки...
Сергей нахмурился, но, не удержавшись, фыркнул.
— Смешно ему, — проворчал Рублев. — А ты подумал, каково мне весь этот бред выслушивать? У нас в десанте друг — это друг. На всю жизнь, понял?
А ты — бро-о-осить... Людей не бросают, если они настоящие люди.
— Откуда я знаю, настоящий я или нет, — проворчал Сергей.
— А я, по-твоему, настоящий? — спросил Борис Иванович. — А Подберезский? Да или нет?
— Ну.., да.
— Так в чем же дело? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — внутренне отдуваясь, заключил Комбат и с довольным видом откинулся на спинку скамьи. Ему подумалось, что легче вразумить взвод вооруженных до зубов «духов», чем одного обиженного подростка, и он был недалек от истины.
— Извините, — едва слышно сказал Сергей.
— Что ты там опять шепчешь? — недовольно проворчал Рублев. — Мороженым объелся?
— Извините, — уже громче повторил Сергей. — Я, наверное, и вправду дурак. Просто очень соскучился.
— Так бы сразу и сказал. Извинения принимаются, вызов на дуэль считается недействительным. Что передать Подберезскому?
— Привет, — ответил Сергей. — И еще... — Он замялся, бросил на Комбата осторожный взгляд, но все-таки закончил:
— Еще скажите ему, чтобы был поосторожнее со своей Аллочкой. Я ее вспомнил. Она раньше наводчицей работала у одних...
Комбат хрюкнул в кулак и покачал головой.
— Это ты, брат, малость опоздал, — сказал он. — Она, видишь ли, до сих пор наводчица.
— Много украли? — совсем по-взрослому спросил Сергей.
— Да все, в общем-то, — ответил Комбат. — Мебель — ерунда, но вот орден жалко. За него кровью плачено.
Сергей задумался, а потом вдруг полез в стоявший на траве возле скамейки портфель. Порывшись в его клеенчатых недрах, он извлек оттуда тетрадку и шариковую ручку. Комбат с интересом наблюдал за действиями подростка, начиная смутно догадываться, что они означают. «Интересно, — подумал он мимоходом, — что Подберезский станет делать с двумя комплектами мебели?» Представив себе Подберезского, слоняющегося по превращенной в мебельный склад квартире, он улыбнулся в усы.