Личный друг Бога
Шрифт:
На одном из подоконников, как и было обещано, лежали две книги, десяток новых свечей, кучка деревянных фигурок с проволочными ушками и крохотный, вроде бы серебряный, багорчик. Глеб зацепился за него взглядом и подумал сразу, что можно попробовать использовать его как отмычку.
На другом подоконнике теплилась желтым огоньком медная лампадка. Свету от нее было чуть, но, по крайней мере, Глеб мог зажечь от нее свечи — что он и сделал, намереваясь рассмотреть свою камеру во всех деталях. Но через некоторое время он понял, что особых деталей тут нет, а те, что удалось обнаружить —
С едой его не обманули, так же как с бирюльками и с книгами: накрытые горшки и миски, закупоренные бутылки, кувшин с водой, ваза с фруктами, а так же хлеб и сыр, завернутые в холстины, прятались за занавесками в одной из ниш.
Вроде бы, все, что обещали хозяева, здесь имелось.
Но Глеб чувствовал себя обманутым.
Его обманули в главном — у него отобрали свободу; его заперли в комнате, как зверя в ловушке; за него решили, чем он будет заниматься этой ночью…
Не случись разговор с Иртом и Горром, не знай Глеб о Белиале того, что сообщили ему новые товарищи, не будь у него своих планов, то он, скорей всего, смирился бы с заключением и даже, наверное, выдумал бы какое-нибудь оправдание сомнительному гостеприимству.
Сейчас же он чувствовал злость.
Ему хотелось выбить дверь — ногой! плечом! — разнести ее в щепки; и пусть только кто станет у него на пути!
Но разум подсказывал, что так поступать не следует…
Глеб еще раз прошелся по периметру комнаты, кинул на кровать ненужную дубинку, подвинул стул к нише, где была еда, и сел. Какое-то время он не двигался, зло пялясь на запертую дверь и вслушиваясь в плотную тишину спящего дома.
Когда за тумбочкой завозился осмелевший сверчок, Глеб вздохнул и повернулся к нише. Широкий подоконник мог заменить обеденный стол, и Глеб подвинул к себе одну из мисок — самую большую. Сняв куполообразную крышку, он обнаружил еще теплую запеченную куропатку.
Трапеза не отняла много времени, и ни на йоту не улучшила настроения.
Глеб вытер жирные руки о занавеску, подумав мстительно, что отстирать пятна будет не просто. Потом он взял багорик, которым следовало разбирать сваленные в кучку бирюльки, прихватил с собой две свечи, стул и вернулся к двери.
С замком он возился долго, но безуспешно — то ли замок был с секретом, то ли у взломщика не хватало мастерства. Отчаявшись, вспотевший Глеб ругнулся, швырнул багорик в угол и с разбегу кинулся на кровать.
Лежа на животе, слушая треск свечей и шуршание сверчка, он много чего передумал: и о себе, и о Белиале, и о загадочном Танке. Хотелось верить в счастливый конец, но предчувствия одолевали самые мрачные, а картины будущего рисовались страшные и беспросветные.
Он попытался заснуть — и не смог.
Попробовал забыться, но не сумел — голова оставалось ясной, и неотступные черные мысли мучили его.
Лежать так было невыносимо, и Глеб, в очередной раз выругавшись, поднялся.
Выбраться отсюда надо во что бы то ни стало, решил он. Пусть будет шум — много шума! Если случится драка — замечательно; драка — верный способ избавиться от изнуряющих дум.
Глеб прихватил
Решив пока приберечь силы, Глеб внимательно осмотрел дверной проем. Заметил, что пламя сильно отклоняется, если поднять свечу к самой притолоке; привстав на цыпочки, он дотянулся до нее рукой и ощутил движение воздуха. Через мгновение Глеб уже стоял на стуле и шарил ладонью в промежутке между дверью и косяком.
Промежуток был значительный — в три пальца. В него можно было просунуть руку — и Глеб сделал это. Представилось вдруг, что сейчас кто-нибудь с той стороны ухватит за запястье, и тяжело потянет вниз, выкручивая суставы, ломая кость…
За дверью было темно, вверху был потолок, внизу ничего не было.
Глеб попытался сунуть руку дальше, и теперь ему почудилось другое — что стул опрокинулся, а он повис на застрявшей руке, беспомощный и смешной.
Поняв, что от промежутка над дверью пользы ему никакой, Глеб спрыгнул со стула и случайно коснулся пальцами холодного металла петель.
Петли были навесные.
Тут же в голову пришла мысль, что можно попытаться дверь снять. Но не помешает ли замок?
Попробовать стоило, и Глеб, опустившись на корточки, попытался зацепиться пальцами за дверь. Не вышло — дверной ручки с этой стороны не было, а щель под дверью была слишком мала.
Загоревшись идеей, он бросился к шкафу с посудой, нашел два столовых ножа — тупых и с закругленными концами — подсунул их под дверь. Но ножи лопнули, не выдержав тяжести.
И тогда Глеб вспомнил о кочерге, валяющейся под кроватью. Лучшего рычага и придумать было нельзя. Он мигом вытащил кочергу на свет, вбил ее плоскую лапу под дверь, осторожно налег на длинную ручку. Металлический прут начал гнуться. Но и дверь подалась вверх — настолько, что Глеб смог подсунуть под нее пальцы свободной левой руки.
И снова ему ярко представилось, что кочерга сейчас согнется, а может и вовсе сломается, и дверь встанет на место, защемит ему ладонь, и он простоит тут всю ночь, согнувшись в три погибели, страдая от боли и неудобной позы…
Глеб тряхнул головой и медленно начал выпрямлять спину. Тихо щелкнул металл, затрещало дерево — дверь неохотно поддавалась, и Глеб в душе возликовал. Когда дверь соскочила с петель, он едва ее не уронил, но застрявший в пазу крепкий язык замка задержал ее падение. Глеб подхватил дверь, отодвинул, установил надежно и заторопился: надо было собрать все, что могло пригодиться в пути. Да и то, что вряд ли бы потребовалось, оставлять было жалко.
В льняную простыню Глеб завернул большую часть провизии; в покрывало — ту посуду из шкафа, что выглядела побогаче — он рассчитывал продать ее в первой же встреченной лавке. Получившиеся объемистые узлы он связал меж собой и повесил на плечо. Сунул за пазуху две книги. Распихал по карманам свечи. Подумал, а не заменить ли дубинку кочергой, но решил, что дубинка, пусть она и не такая крепкая, но куда более прихватистая, да и привычная уже. Он хотел взять и бирюльки, но, торопясь, рассыпал их, а собирать уже не стал.