Личный номер 777
Шрифт:
Война для Вирона закончилась на следующее утро, когда его, валявшегося без сознания на песчаной отмели, подобрал поисковый коптер. Он провел в тыловом госпитале почти два месяца, а потом еще месяц приходил в себя в центре реабилитации ветеранов. Первое время его допрашивали каждый день, но Вирон твердо следовал собственной версии событий, тем более что его служебный чип покоился на дне реки и сержант мог не опасаться, что его показания не совпадут с записями регистратора. Ему приходилось снова и снова повторять свою историю, и день ото дня события обрастали все новыми деталями, потому как что-то случилось с его котелком, память давала сбои и была полна провалов, точно проселочная дорога, над которой прошелся на бреющем штурмовик-беспилотник. Он не помнил,
Его премии за ранение хватало на любые безумства. Он оттягивался с одной шикарной куколкой в курортном городке на побережье, объедался экзотическими фруктами, без разбора пил дорогие вина, но почти каждую ночь кричал во сне — кричал громко, отчаянно, изрыгая грязную ругань, — и девушка расталкивала его, спрашивала, что случилось. В ее глазах стоял нешуточный страх.
Как-то ему сообщили, что лейтенант незадолго до своей смерти подал рапорт с ходатайством о присвоении Вирону очередного звания и назначением его на должность взводного сержанта. И вот теперь командование решило удовлетворить рапорт лейтенанта. Посмертно. В ту ночь Вирон заснул с мокрым от слез лицом и потом две недели напивался до потери сознания, а протрезвев, написал рапорт с просьбой о приостановке контракта.
С тех пор многое случилось. Сначала он вернулся в свой городок на Гатри и всего через месяц женился на красивой девчонке, которая в детстве жила на его улице, но почему-то его не помнила. Его семейная жизнь продлилась почти пять недель, пока его жена не решила, что с нее хватит пьяных драк и ночных кошмаров. Он так давно жил вдали от дома, что разучился разговаривать как местный, и из-за странного акцента ему было трудно найти новых знакомых. Но однажды в кафе у муниципального пляжа он познакомился с привлекательной девушкой. Несколько дней Вирон встречался с ней в недорогих ресторанах и катал на прогулочном катере, но когда она пригласила его к себе, по дороге на них напали, избили и ограбили какие-то громилы, а полицейские в этой поганой дыре делали вид, что ничего не замечают. После этого случая Вирон решил, что не создан для семейной жизни. Он снял квартирку в захолустном пригороде, купил огромный аквариум, в котором поселил стаю хищных земноводных тварей. Ему доставляло удовольствие кормить их, запуская в воду живую рыбу. Работы у него не было. Делать он ничего не умел, а для того, чтобы заложить в голову программу обучения горного инженера, требовались немалые деньги. Кроме того, на Гатри еще была свежа память о недавней войне за независимость, и кадровые военные Альянса, в особенности местные уроженцы, не пользовались особенной популярностью. Несколько раз он пытался найти работу на оловянных шахтах, и каждый раз его с треском выставляли на улицу за опоздания или за драки с товарищами, которые звали его не иначе, как фашистским прихвостнем. Через полгода, уже совершенно отчаявшись, он за гроши завербовался на какой-то задрипанный астероид, но тут на горизонте неожиданно возник некто в капитанской форме и объявил, что командование приняло решение о возобновлении контракта. Вирону возвращали прежние оклад, звание и должность и отправляли в батальон приема пополнений, чтобы он мог восстановить командные навыки и пройти курс адаптации к новому месту службы. В общем, ничего особенного. Кроме того, что он никак не мог вспомнить, как звали того парня с капитанскими петлицами. Он даже не был уверен, был ли на самом деле тот парень. Память продолжала выкидывать странные фокусы.
Постепенно Вирон вошел в норму. На Луакари ему нравилось. По сравнению с Гатри климат здесь был просто райский. Даже ядовитый туман, который заставлял старшего сержанта скрипеть зубами и беспокойно
Так было, пока однажды летним днем он не повстречал паренька с номером «777» на нагрудной табличке.
И призраки с таким трудом забытого прошлого неожиданно обрели плоть.
Коробка со старым тряпьем открылась.
Твид отбарабанил по столу дробь.
— Во время сеанса не зафиксировано никаких сбоев. Однако твои рефлексы не изменились, Адамc. Никаких военных навыков.
— Совсем никаких? — переспросил удрученный Брук.
— Никаких… капитан, — с нажимом повторил Твид.
— Извините, гейдан капитан.
— Сколько раз повторять — никакой я не гейдан! — взорвался Твид. — Все люди равны! В Объединенных силах нет ни «сэров», ни «господ», ни «товарищей»! Обращение только по званию. Звание — и точка! Понятно?
— Понятно, капитан. Извините.
— В космической пехоте не извиняются. В космической пехоте говорят: «Виноват». По крайней мере, в пехоте Объединенных сил.
— Виноват, капитан, — послушно ответил Брук, хотя внутри у него все перевернулось от унижения.
— Оружие, тактика противника, местные условия — ничего этого ты не знаешь, — продолжил Твид. — Не можешь использовать боевой модуль, стрелять, вызывать помощь, взаимодействовать со штабной группой. Ни тактических приемов, ни правил безопасности — ничего. Ты не умеешь самого элементарного. Даже соблюдать дистанцию во время марша. Из-за твоей неопытности погиб твой товарищ, не выполнена боевая задача.
— Ну, стрелять-то я умею.
— Только не из боевого оружия.
— Вы можете меня проверить. Дайте мне пистолет или охотничий карабин, и…
— Закрой рот, Адамc!
— Да, капитан.
Они немного помолчали, слушая, как шелестит воздух в кондиционере. Звук был такой, как будто по сухой траве скользила змея.
— Что ты чувствовал, когда проснулся после сеанса? Было что-нибудь необычное?
Брук поежился, вспомнив жутковатое ощущение чужого, забравшегося в твое тело и глядящего на мир твоими глазами.
— Что-то такое вначале было. Вроде бы это был не я.
— А дальше?
— Потом все прошло.
Твид испытующе взглянул на него.
— Ты не принимал сильнодействующих лекарств до армии?
— Сильнодействующих?
— Я имею в виду наркотики.
— Нет, капитан.
— Никогда?
— Нет. Я никогда не болел и не принимал никаких лекарств. Разве только геромин в детстве, но его у нас пьют все, даже женщины.
— Геромин? Это что, по-твоему — микстура от кашля?
— Нейростимулятор.
— Не спорь, Адамc. Это наркотик, и очень сильный. Вызывающий необратимые изменения в организме. Если ты не знаешь, в некоторых странах за его хранение предусмотрено стирание личности.
— Это стимулятор, — упрямо повторил Брук. — Все дети на Диких землях пьют его до пяти лет.
— Выходит, ты наркоман, — задумчиво протянул капитан. — Что ж, возможно, в этом все дело.
— Капитан, я не наркоман, — возразил Брук. — Геромин — часть моего метаболизма. Ускоряет реакции и усиливает восприятие. Без него в вельде не выжить. Я знаю, что по меркам горожан это почти яд. Все верно — если взрослый примет всего четверть грамма, он мертвец. Но я фермер, у нас другой организм. Понимаете?
Твид смотрел на него, будто на гусеницу, попавшую в суп.
— Фермер ты или шахтер — тут без разницы.
— Капитан, в призывном пункте меня обследовал врач. Он сказал, что я здоров и годен к службе.
— Врач! — с горечью воскликнул Твид. — Да тебя бы взяли, даже если бы ты был косоглаз, наполовину слеп и хром на обе ноги! У меня не взвод, а карнавал уродов! Пятеро наркоманов, два шизофреника и трое с явно выраженными признаками астероидной кори. И это не считая мелочей вроде плоскостопия, искривления позвоночника и хронического насморка. Думаешь, зря твой карман для допинга пуст? Да мы просто-напросто боимся выдавать стимуляторы, потому что их сожрут в первый же день! Но армии нужны люди, и мы берем всех.