Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книги 3-5
Шрифт:
– Ты, старик, говоришь так, как будто тебе это чувство ведомо, – рассмеялся я.
– А чего ты регочешь, – обиделся дед Сашка, – хозяйка здешняя бабочка еще та, глазки бегают и комнатка у нее отдельная, а церберы на ночь уходят и на входе дежурят. Я же не говорил ей, сколько мне годов-то, а что я уже старик древний, что ли?
Вот старик так старик. И чем-то задел он своими словами. Действительно, давно у меня не было женщины. Я не мог допускать до себя никого, не мог страдать о ком-то, не мог, чтобы кто-то мог влиять на меня, а по публичным домам я не ходил, брезговал. А, может,
Я переоделся в цивильный костюм (приходилось в командировку таскать небольшой гардероб), надел мягкую шляпу с широкими полями, положил в карман пистолет и вышел на улицу Минска.
Минск был в целом спокойный город. Нам было известно о подпольном горкоме КП(б)Белоруссии во главе с Иваном Ковалевым и создании малых подпольных групп. Репрессивных действий со стороны оккупационных властей не было и присутствия подпольных групп тоже не отмечалось. Просто в городе поменялась власть.
Она шла по краю тротуара, стройная, в демисезонном пальто, в черной маленькой шляпке с вуалью, с сумочкой в одной руке и мужским зонтиком в другой руке. Она поддевала наконечником зонтика золотые кленовые листья и пыталась поднять их. Она никого не видела и не существовала на этом свете.
– Помогите мне, – тихо сказал я ей.
– Как я могу помочь вам? – спросила удивленно она.
– Спасите меня, – грустно сказал я, – я одинок, я один в большом городе, скоро начнется комендантский час и меня арестуют. Спасите меня.
– Пойдемте, – тихо сказала она, – но вы должны обещать, что не сделаете мне ничего плохого.
– Обещаю, – торжественно сказал я и приложил свою руку к груди.
По пути я зашел в один из магазинов для немцев и купил вина, ветчины, хлеба, фруктов и флакончик французских духов в красной коробочке, перевязанной золотыми нитями.
– Вы немец? – спросила она.
– Нет, я русский, просто у меня есть немецкие деньги, – ответил я.
– А где вы взяли немецкие деньги? – спросила она.
– Я их украл, – сказал я.
– Вы вор? – удивилась она.
– Нет, я борец с оккупантами, – ответил я.
– Я поставлю чайник, – тихо сказала она.
– А я помогу сварить кофе, – предложил я.
– Кем вы были в той жизни? – спросила она.
– Я был поэтом, – ответил я.
– Поэтом? – удивилась она.
– Да, – ответил я, – вот, послушайте мои стихи:
Я влюбился в полуденный сон,
Что пришел ко мне девушкой моря,
Словно легкий прохладный муссон
С обещанием страсти и горя.
Она тихо присела на ложе мое
И рукой прикоснулась к щеке,
Ты скажи, молодец, как же имя твое,
И не твой ли корабль вдалеке?
– А как зовут вас? – спросила она.
– Меня зовут Дон, – сказал я.
– Дон, – задумчиво произнесла она, – как будто
– А я и есть колокол, – улыбнулся я, – стоит вам произнести три раза слово Дон, и я сразу появлюсь.
– Неправда, вы не появитесь, – грустно сказала она, – чудес не бывает.
– Зато вы вспомните обо мне, и мне сразу будет тепло, – сказал я.
Мы пили с ней кофе, пили рубиновое вино из высоких бокалов, я целовал ей руку и читал свои стихи:
Мы встречаемся только во сне,
Вечерами спешим на свиданья,
Не пугают нас дождь или снег,
А рассвет говорит: «До свидания».
Я целовал ее глаза, я целовал ее губы, я целовал ее шею, грудь, легко касаясь языком коричневого соска.
Мы ничего не говорили, наши тела говорили за нас и говорили жарко и страстно. Я чувствовал ее всю. Мне казалось, что мы с нею встречались ежедневно и мне известен каждый изгиб ее тела. Я знаю, прикосновение к каким местам доставляет ей наивысшее удовольствие, и знал, как нужно сливаться с ней воедино. Я был ненасытен, и она отвечала мне такой же ненасытностью. Мы любили друг друга как в последний раз и не могли налюбиться до конца.
В какой-то момент мы лежали рядом друг с другом, и я увидел, что она закрыла глаза. Я тоже закрыл глаза и провалился в глубокую яму, до дна которой летел целую вечность. На дне сидел человек, целившийся в меня из пистолета и говоривший женским голосом:
– Почему ты меня обманул?
Глава 14
Сон был настолько реален, что я инстинктивно открыл глаза. За окном брезжило утро. На меня смотрело выходное отверстие ствола пистолета, а женский голос спрашивал:
– Почему ты обманул меня?
– Я тебя не обманывал, – сказал я, – я действительно люблю тебя.
– Ты, гестаповский офицер и любишь простую белоруску? – почти закричала девушка. – Да мне сейчас остается застрелить тебя и застрелиться самой. Я стала гитлеровской подстилкой, – заплакала девушка.
– Если хочешь стрелять, то стреляй, только не рви мне душу, – сказал я, – у тебя еще и пистолет не заряжен, он стоит на предохранителе.
Уловка старая как мир, но она сработала. Девушка переключила внимание на пистолет, и я без труда отобрал его. Он действительно был на предохранителе, но в стволе был девятый патрон, чтобы можно было стрелять сразу после переключения флажка предохранителя.
Отбросив пистолет в сторону, я попытался обнять девушку, но она была словно дикая кошка.
– Давай договоримся так, – сказал я, – никому ничего не надо говорить, и я тоже никому ничего не буду говорить, но если ты меня дождешься, то после победы я приеду, и мы с тобой поженимся. Ты согласна?
– После чьей победы? – спросила она.
– После нашей победы, – сказал я.
– Вы никогда нас не победите, – сказала с чувством девушка.
– Да, они никогда нас не победят, – подтвердил я.