Личный поверенный товарища Дзержинского
Шрифт:
— Грасия, сеньор, — сказал я, — персики великолепны, нам просто жаль портить своими зубами такую красоту.
— Всё понял, сеньоры, — сказал хозяин и улыбнулся. Затем он достал из кармана огромный складной кастильский нож и аккуратно разрезал персики на четыре части. — Бон апети, сеньоры.
Я налил в стаканы. Мы выпили. Персики были великолепны, их сладковато-вяжущий вкус делал выпитую граппу приятной. Нет, водку нужно закусывать только солидной закуской, а не яблочком или персиком, так можно быстро слететь с катушек.
Молчание наше затягивалось. Оно и понятно, нужно многое обдумать. Если в пьесе есть пауза, то она должна быть не маленькая. Это должна быть огромная пауза, которая подчёркивает важность момента и решения, принятого по нему.
Мы налили ещё и выпили. Снова закурили. Не курите, граждане,
— Я не отказываюсь помогать своей родине, — сказал после долгого молчания Дон, — но только родине, а не вашим карательным органам. Хотя, трудно их разделить. Каждому народу достаётся то правительство, которое они заслуживают. И мне приходится идти на сотрудничество с вами, чтобы быть полезным родине и, получается, быть полезным вам. Никак не получается вас отделить от моей России. Но я отделю. Пусть это будет высокопарно, но пепел моих родителей, Марии и моего друга всегда будет стучать в моём сердце, напоминая мне о том, с кем я имею дело. Можете записать в своём донесении, что я не скрываю ненависти к органам безопасности за смерть моих родителей. Второе. Никто не имеет права требовать от меня возвращения в Россию. Я сам вернусь, когда посчитаю это возможным для себя. Я не буду совершать террористические акты, сопряжённые с опасностью ни в чем не повинным людям. Мои условия для вас, конечно, неприемлемы. Но других не будет. Если хотите, то лет через двадцать, если будем живы, снова встретимся здесь и обговорим этот же вопрос.
— Зачем ждать столько времени, — сказал я, — продолжим разговор сейчас. У меня есть полномочия принять любые ваши условия. И я их принимаю. Сейчас обговорим то, какую помощь вы можете оказать нашей родине. Во все времена. Пока существует Россия и будет существовать, она будет бельмом на глазу тех, кто стремится к мировому господству. Она стоит на пути мирового империализма и национал социализма.
— Давай без большой политики, — сказал Казанов, — ты забываешь о том, что лозунг коммунистов «пролетарии всех стран, соединяйтесь» это более изощрённое стремление к мировому господству, чем у тех, о ком ты только что говорил.
— Ладно, давай к делу, — согласился я. — Ты не будешь возражать, если я скажу, что в Испании схлестнулись Советский Союз и Германия?
— Ты забыл про Италию, — напомнил Дон.
— Да, и ещё Италия, первое фашистское государство в мире, — уточнил я. — Фашизм и социализм показали свою непримиримость, хотя и у фашистов в названии есть и социализм, и рабочий класс. Всё одинаково, только цели разные. Национализм — вот самое опасное течение нашего века, да и будущих веков тоже. Под знаменем социализма будут совершаться самые большие преступления. Партии и их лидеры приходят и уходят, а национализм остаётся. Национализм рядится и в фашистскую форму, и в вышитые сорочки, и в чалмы…
— На кого это ты намекаешь? — спросил Дон.
— А ты не догадываешься? — усмехнулся я. — Национализм будет развязывать самые кровопролитные войны, и будет преследовать людей по национальному признаку. Самым опасным будет мелкотравчатый национализм, который пока обуздан во многих странах, но стоит ослабить вожжи и он вырвется наружу, как содержимое туалетов в тёплую погоду, если туда бросить немного дрожжей.
— Ну, и примерчики ты приводишь за столом, — возмутился Дон.
— Это я для того, чтобы было понятнее, — сказал я, — и во всём будут винить Россию. Скоро будет большая война и снова против России. Пока доподлинно неизвестно, кто первым начнёт её, с кем нам нужно дружить и от кого обороняться. Нам нужен такой человек, который был бы в курсе всего и информировал нас о грозящих опасностях. Вот самая главная задача, для чего мы искали тебя.
Глава 15
— У тебя, наверное, припасены для меня шапка-невидимка и сапоги-скороходы, чтобы я это всё мог сделать, — рассмеялся Дон.
— Сапоги не сапоги, но вот послушай, что мне удалось раскопать о твоём происхождении, — сказал я. — Дело находится, конечно, в Москве, но я всё помню наизусть. Твой прадед приехал в Россию из Германии. Из Саксонии. И быстро обрусел, русифицировав фамилии своих детей. Ничего не вижу в этом плохого. Немцы в нашей истории сыграли
— Интересно, — оживился Казанов, — какая же была фамилия у моих предков?
— Фон Казен, — сказал я.
— Барон? — спросил Дон.
— Нет, просто дворянин фон Казен, — рассказывал я, — владелец поместья Казен. Как мы выяснили, к своему титулу он мог добавлять и название Либенхалле. Дворец любви. Полностью титул звучит — фон Казен унд Либенхалле.
— А мои родители ничего не говорили мне, что мы из немцев, — признался мой собеседник.
— Ничего страшного, они были настоящими русскими людьми и тебя воспитывали в том же духе, — сказал я, — теперь тебе предстоит вспомнить о своих родственниках, которые здравствуют в своём родовом поместье и, если ты не будешь качать права на наследство и просить денег, то будешь для них желанным родственником.
— Спросят меня, а где ж ты, парень, был так долго и только сейчас вспомнил о своих корнях, — спросил Дон.
— А вот тут и соедини идеологию с немецким практицизмом, — давал я наставления, — скажи, что не хотел доставлять неудобства своим родственником, а сейчас приехал служить рейху и фатерланду и ещё постараешься помочь им по мере возможностей. Да они тебя на руках носить будут. Кстати, как у тебя с финансами?
— С финансами пока нормально, — ответил Дон, — так кем же я должен стать, чтобы быть в курсе всего?
— Попробуй проанализировать, — предложил я, — кто держит руку на пульсе всех событий в стране и в мире?
— Хочешь сказать, что мне лучше всего податься в разведку или в контрразведку, — вопросом на вопрос ответил Казанов.
— Это был бы лучший вариант, — сказал я, — в кипящем котле все равно где ты, с краю или в центре. Но лучше быть в центре, чтобы была возможность взять всё самое лучшее. Ты человек чистый, ничем не замаран и с опытом оперативной работы в дореволюционное время. Кавалер императорского ордена Франца-Иосифа. Орден-то не потерял? Знаток почти всех европейских языков. Такому человеку цены нет. В Германии много прибалтийских немцев и выходцев из России, которые успели занять достаточно важные посты. Постарайся вступить в НСДАП — национал-социалистическую рабочую партию Германии — стань функционером в эмигрантской ячейке и держи курс на партийные органы безопасности. НСДАП — это есть германское государство. Как коммунисты заполонили всю Россию, и никто не может занять ключевой пост, не будучи коммунистом, так и в Германии — никто не может занять ключевой пост, не будучи наци. Мы не будем вмешиваться в твою деятельность, хотя постараемся держать тебя в поле своего зрения, чтобы помочь в случае необходимости. Связь с тобой буду держать только я. Никаких паролей. Честно говоря, я тобой страхуюсь от возможных репрессий дома. Необходимые инструкции будешь получать по обыкновенному радио. Раз в неделю, в среду на указанной тебе частоте диктор будет передавать тебе группы цифр. Текст будет написан русскими словами, но латинскими буквами. В качестве шифровальной книги будет использован «Майн Кампф» Адольфа Гитлера самого популярного издания. В каждом сообщении первая группа цифр будет указывать номер страницы и номер абзаца. Зато «Майн Кампф» будешь знать назубок, а это в Германии очень ценится. Ещё один важный вопрос — внедрение прямо отсюда. Ты намеревался перейти к фалангистам, но тебя задержали и мобилизовали на окопные работы. Ты отсиживался в гостинице и просишь отвести тебя к твоим землякам. Говори только по-немецки, называйся новым именем. О себе ничего не придумывай, рассказывай всё, как есть. Орден нацепи. У республиканцев дела хреновые. Бригада Листера через день-два отойдёт дальше к Мадриду. Сразу иди к офицерам. Вот тебе ещё деньги. Я ухожу. Винтовку беру с собой. Не хватало ещё, чтобы тебя повесили как самого дерзкого ночного снайпера.
— А если придётся стрелять в своих? — спросил Дон.
— Сначала определись, кто для тебя свои, — сказал я, — потом и решишь. Но кровью тебя будут вязать обязательно, если попадёшь в их органы безопасности. Как выйти в такой ситуации, не знаю, не подскажу, но многие сотрудники горят именно на этом. А тебе гореть на этом никак нельзя, придётся выполнять то, что прикажут. Тебе одному германскую машину не остановить, а вот то, что ты есть в этой машине, добавляет нам больше уверенности в том, что мы эту машину вместе и можем остановить. Ну, ни пуха!