Личный убийца
Шрифт:
— Но откуда вы знали, что это произошло на даче?
— Нет, вы меня неверно поняли. Я начал с дачи…
— А закончили бы квартирой?
Решетников на уловку не клюнул:
— Закончил бы вызовом милиции в ее квартиру.
— Что вам удалось узнать до того, как вы обнаружили ее мертвой? — задал очередной вопрос Кокорин, пометив что-то в блокноте.
— Немного. О том, где и по какой статье отбывал, где работал Богданович. Вот, видите, о даче узнал.
— Значит, сама Богданович вам о даче не говорила?
— А я ее не спрашивал.
— Она называла сумму, которая хранилась в сейфе Богдановича?
— Двадцать тысяч долларов США. Ее удивило, что при наличии валютного счета и сейфа в офисе он хранил деньги дома. Видимо, в сочетании с пистолетом это произвело на нее впечатление.
— А с собой у
— Не считал. Во всяком случае, пачку я видел. Сторублевок. Она отсчитала из нее договорную сумму, остальные положила обратно. Их и экземпляр контракта вы, кажется, нашли при осмотре вещей и трупа.
— Нашли. Когда она от вас ушла?
Решетников задумался, прикурил.
— Здесь я могу оказаться менее точным, но часа в два с минутами, не раньше.
— А в три часа пятнадцать минут отправлялась ее электричка. Она не спешила?
— Я не заметил спешки. По-моему, нет.
— На вокзал она поехала уже в такси, — погружаясь в писанину, сказал Кокорин.
— Не могу знать, не видел.
— Да нет, это мы проверили. В половине третьего ее видела соседка по лестничной площадке. Богданович заходила домой. Вот только зачем?
— За пистолетом «лепаж», — уверенно сказал Решетников.
Кокорин замолчал. Подойдя к окну, с прищуром поглядел на солнце, но это длилось недолго: густое пепельное облако навело на его лицо тень.
— Послушайте, Решетников! — начал было он, но тут же поморщился, махнул рукой и заговорил вдруг по-домашнему, сбросив маску должностного лица: — А, извините… Такое ощущение, будто идешь по канату. То вправо начинаешь падать, то влево. Знаю, что разгадка где-то близко, совсем близко. Как хвост лисицы в пургу — то блеснет где-то рядом, то растворится в снежной пыли. Вам, что, жалко чаю?
Решетников смотрел на него насмешливо, но беззлобно, верил и не верил: на понт берет или в самом деле тяжела шапка Мономаха — человеком побыть хочется.
«Щас я с тобой разоткровенничаюсь и поделюсь своими соображениями! Дождес-си!..»
— Жалко, — сказал он. — Вы меня работы лишили.
— Вике-ентий Якльч, — развел руками Кокорин, — ну не надо, а? Неужели вам не понятно, что, избрав эту меру пресечения — а она, как нетрудно понять, наименьшая из всех возможных (по-хорошему, вас можно и нужно было в цугундер упрятать по подозрению, согласитесь, что девяносто из ста на моем месте именно так бы и поступили), — я фактически оградил вас от неприятностей. И, заметьте, повестку не стал присылать, сам явился.
Решетников следователем никогда не работал, но перевидал их на своем милицейском веку ужас сколько. Хороших и разных. Знал актерские таланты отдельных представителей. Ему было обидно, что Кокорин так его недооценивает.
— Хрен с ней, — сказал он, — с чашкой чаю. Авось не обеднею. — И, щелкнув кнопкой на теплом еще электрочайнике, добавил: — Будем считать — это маленькое вознаграждение за мою свободу.
Кокорин улыбнулся:
— Только не рассчитывайте, что я возобновлю вам лицензию.
— А за сахар?..
«А ведь на него кто-то давит, — подумал Решетников. — Определенно кто-то давит, причем сильно. Вызвал он бы меня иначе в прокуратуру и говорил бы по-другому. Не я бы ему — чаю, а он мне — водички из казенного стакана».
Кокорин сел, задумчиво посмотрел на свою писанину, но ни продолжать запись, ни порвать листок не решился — это было бы уже слишком.
— Женщина за тридцать выходит замуж за обеспеченного и благополучного человека. Живет как у Христа за пазухой. Занимается подбором мебели, обустройством квартиры, дачи, ездит на фуршеты, читает книжки, лежа в гамаке. Потом вдруг узнает, что ее муж отбывал не за незаконный бизнес — это ее не смущало, мало ли скольких торгашей сажали, поискать несидевшего, поди, и не найдешь… Сидел за изнасилование. И вдруг начинается разлад. Впрочем, вы все это знаете. Ведь она изливала вам душу. А не показалось ли вам странно — двадцать тысяч она назвала большой суммой. Просто глупо. Для меня и для вас эти деньги, возможно, — сумма, а для жены генерального директора акционерной компании с четырьмя супермаркетами в центре Москвы?.. Подумаешь, двадцать тысяч! Ее «Ситроен» столько стоит, его «Вольво» — в два раза дороже, а дача и вовсе на триста тысяч потянет. Двадцать тысяч!.. Ну, не повод это, согласитесь, не повод приходить в частное агентство, заказать
Он замолчал. Чайник забулькал и отключился. Решетников пошел в подсобку, вымыл чашки из французского сервиза Валерии, вернулся за стол. Сыпанул заварки с бергамотом ложку, потом — все остальное: черт с ним, раз пошла такая пьянка! Сразу запахло, Кокорин втянул носом потеплевший воздух, покачал головой.
— И вот, оплатив услуги детектива и заручившись гарантией конфиденциальности… а, по вашим словам, вы ее предупредили, что в случае конфликта Богдановича с законом такой гарантии нет… то есть она знала, что вы выйдете на его причастность к тому, что ее привело сюда, и сообщите в органы… так?.. Получается, это не она навела, она перед ним чиста, а вы. Его сажают — и не за избиение супруги, и не за пистолет, и не за неуплату налогов, а по-крупному, по-крупному, Викентий Яковлевич… И она становится хозяйкой… чего?.. Признаюсь, еще не добрался до имущественного раздела Богдановичей, что там кому из них принадлежало. Возможно, у нее был счет за границей, возможно, она владела пакетом акций. Ну, это не проблема, выясним. Страховка, наконец, так?.. По-моему, все логично. Кроме одного. Выйдя от вас, она заходит домой, берет пистолет «лепаж», о котором сообщила вам и из-за которого, судя по ее словам, разгорелся весь сыр-бор… Садится в такси, едет на дачу. Куда якобы к пяти часам должны привезти саженцы. Местная жительница Глаголева ничего особенного — волнения, спешки, нервозности — при встрече с ней не замечает. Перекинулись парой словечек о саженцах, о погоде… А дальше она входит в дом, задвигает засов, проходит в спальню, попутно затирая сухой половой тряпкой следы ног от порога… Это, вы верно подметили, вопрос вопросов… Хотя, если допустить, что она и тут хотела навести на след Богдановича… Нет, ну, это слишком сложно для нее все-таки, это уж надо быть Агатой Кристи!.. И стреляется. Не сняв пальто. Не оставив записки. Случайность выстрела исключена, на пистолете отпечатки только ее пальцев, на засове — тоже, следы обуви в силу прошедшего времени и погодных условий для идентификации малопригодны, но у калитки и в сенях все-таки оставлены ее сапожками. Направление, глубина раневого канала, гарь, ожог вокруг входного отверстия, следы пороха и ряд других признаков отчетливо указывают на то, что выстрел был «абсолютным» — в момент нажатия на курок ствол касался кожи на виске. Полная картина самоубийства. Вошла, легла на кровать, застрелилась. Ни следов борьбы, ни признаков волочения трупа, ничего, что могло бы хоть как-то натолкнуть на мысль об убийстве. Ничего, кроме логики… или обстоятельств, не поддающихся ей. Совершенно не поддающихся, ну согласитесь! Все говорит о том, что она не собиралась стреляться. Какие-то сплошные алогизмы.
Он замолчал, отложил чайную ложку, которой помешивал чай все это время, пока говорил. Отпил глоток.
— Что скажете, Викентий Яковлевич?
Решетников высыпал в вазочку сушки из кулька:
— Угощайтесь. Можете покрошить в чай, очень вкусно. У нас в Омске так пили, дед научил.
— Спасибо.
С минуту они наслаждались чаем, хрустели сушками и молчали.
— Что могло произойти?.. Где? — уточнил Решетников.
— Вы очень прозорливы. Психолог.
— Стал после сорока, — не поднимая головы, буркнул Решетников. — Правда, у Богданович обо мне сложилось прямо противоположное впечатление. Она сказала, у меня на вывеске написано, что я не психолог. Но я вас понял, Алексей Михайлович, — впервые обратился к следователю по имени-отчеству. — Я вас понял. В полном варианте ваш вопрос должен прозвучать примерно так: «Что могло произойти между вами, Решетников, и вашей клиенткой в этом офисе, что заставило ее, выйдя от вас, зайти домой за пистолетом, а потом поехать на дачу и застрелиться?» Так?.. Это вы хотели спросить?