Личный враг Бога. Дилогия
Шрифт:
Наконец инструмент был освобожден, и это почувствовали, услышали все — воздух тихонько запел, завибрировал.
Мальчик-карлик положил инструмент — что-то среднее между гуслями и лирой — себе на колени, распростер над струнами руки. Старец встал рядом со своим помощником, ладонями зачерпнул воздух, омыл лицо. Открыл широко рот, словно выброшенная на берег рыба — у Глеба тотчас заложило уши — и огоньки светильников заколыхались, мигнули и потухли. Комната погрузилась во мрак. Только Сказитель и карлик были освещены алыми отблесками со спины — огонь в камине продолжал гореть, но и он присмирел и уже не щелкал, не плевался углями, а только тихо
Глеб мгновение смотрел на длинные тени, а потом прикрыл глаза…
Звенящая тишина. Жадно ждущая…
И вдруг что-то тихо лопнуло, серебристо оборвалось, и захолонула душа.
Карлик коснулся струны.
Ваше небо черней воронова крыла, Ваше небо не знает звезд, То бездонная ночь в ваши души пришла, Уводя за собой на погост…В тихом голосе Сказителя была такая печаль, что слезы навернулись на глаза.
Кровь течет в руслах рек, наполняет моря, Черный ветер разносит чуму, На невидимых крыльях над миром паря, Демон гложет больную Луну…Голос разрастался, усиливался. И музыка, вторя, тоже начала гневаться, стала более рваной, нервной.
Смерть посеяла страх, страх посеял раздор, Тьма безумия выжгла сердца, Каждый сам себе враг, каждый сам себе вор, Сын растит в себе смерть для отца…Эту балладу Глебу еще не доводилось слышать. Сказитель рассказывал о временах, которых — Двуживущие знали это — никогда не было. О страшной поре, когда Мир был молод, о периоде беззакония, об эпохе Хаоса… Сказитель вел рассказ о том, как однажды Демон, появившийся из Бездны, сожрал Солнце, и ночь окутала мир, и страх обуял людей, лишив их разума. Но Воин, имени которого никто не знал, пришел вслед за Демоном, чтобы вернуть людям свет…
Он спустился с небес по скалистым хребтам, Его волосы выседил снег. И в руке его меч, он принес его вам, Сам еще не совсем человек…Воин не был человеком. Он тоже принадлежал Бездне, он был подобен Демону. Да он и был Демоном. Демоном в обличье человека.
Тварь, сожравшая День, Тварь, родившая Ночь, Обглодавшая череп Луны, И спустившийся с неба, чтоб людям помочь Были вместе во тьме рождены…Воин не мог сам, своими руками убить Демона. Он не мог даже приблизиться к нему, не мог его увидеть, хотя они и были связаны некой незримой пуповиной…
Ты не сможешь увидеть себя со спины, Ты не можешь догнать себя сам. Как бы ни были ноги сильны и быстры, Твоя тень будет липнуть к ногам…И тогда Воин пришел к людям, чтобы научить их,
Умирающий, истекающий кровью Воин проклял своих убийц. Он обрек их души на вечную жизнь, на мучительные странствия меж двумя мирами: этим и Бездной. Так появились Двуживущие.
Через трое суток Воин скончался. И в то же мгновение испустил дух и Демон. Оборвалась пуповина, что связывала созданий Бездны. Нить, которая делала их единым существом.
Вернулось на небо освобожденное Солнце…
Вы не видите счастья, живя на свету, Ваши ночи короче дня. А когда вдруг решите, что попали в беду, Вы тогда вспоминайте меня…Седой бард опустил голову на грудь. Смолкли струны. Замер карлик. Молчали слушатели, невидимые в темноте комнаты…
Пауза затянулась, но никто не решался нарушить тишину.
И вдруг Сказитель тихо-тихо продолжил:
Ваше небо черней воронова крыла…Он не шевелился, стоял неподвижно — руки сложены на груди, голова опущена, лицо спрятано. Казалось, что он не поет, что освободившаяся песня каким-то образом продолжает существовать сама по себе, независимо от человека, давшего ей начало…
Ваше небо не знает звезд…Голос становился все тише. Замирал. Слушатели невольно затаили дыхание, чтоб не упустить, нечаянно не заглушить кончающихся отзвуков Песни.
А бездонная ночь никуда не ушла…Обессилевший Голос растворился в тишине…
Глеб долго ждал последнюю строчку. Ждал, слыша стук своего сердца. И все вокруг ждали.
Но ее не было…
Старец поднял голову и, не сказав больше ни слова, направился к двери. Соскочил со стула карлик, так похожий на ребенка, побежал за Сказителем, на ходу пеленая, кутая в тряпки свой музыкальный инструмент.
Дверь распахнулась с оглушительным грохотом, и ночь ворвалась в комнату, набросилась на огонь в камине, едва его не задушив. Дверь захлопнулась. Стало еще темней.
Люди молчали. Они все еще слышали проникновенный голос Сказителя и все ждали, ждали последнюю строчку.
Но старец ушел. Баллада оборвалась.
А непроизнесенная вслух фраза еще витала в воздухе. Она была здесь, совсем рядом — все это чувствовали, им даже казалось, что они вот-вот ее услышат. И боялись спугнуть…
Потом кто-то тихо вздохнул.
Кто-то кашлянул, скрипнул стулом.
Люди выходили из оцепенения.
Хозяин зажег от огня в камине лучину, обошел с ней все светильники. Вновь в комнате стало светло и тесно.