Личный враг Бога
Шрифт:
Иногда птицы убивали сами. Подстреленный охотниками, истекающий кровью, степной волк огрызался, впустую щелкал пастью, а падальщики пикировали ему на голову, метя в глаза. А потом сообща добивали ослепленного, обезумевшего, мечущегося в панике хищника, расклевывая ему череп…
Десятки острых глаз внимательно обшаривали степь — от горизонта, до горизонта. Ничто не могло укрыться от них.
Там внизу лежали два тела. Лежали рядом, в нескольких шагах друг от друга. Тени облаков медленно проползали по ним. Солнце палило запрокинутое лицо одного, жарило
Птицы не торопились. С каждым кругом они опускались чуть ниже. Черные бусинки глаз фиксировали любую, самую незначительную мелочь. Падальщики были очень осторожны.
Безучастное небо следило за происходящим желтым зрачком солнца.
Все ниже и ниже спускались птицы. Уже скользили над самой землей, почти задевая крыльями мертвые лица. И вдруг взмыли высоко вверх, услышав, уловив, почуяв тихий ритмичный звук.
Стук. Стук сердца. Биение жизни.
Слабый трепет…
Черными точками на синеве неба кружили птицы, дожидаясь своего часа. Они привыкли ждать.
На грудь опустилось что-то тяжелое.
Глеб с трудом открыл глаза и увидел расплывчатое черное пятно. Оглушительно каркнув, пятно взмахнуло крыльями и взлетело.
Ворон.
Тупая боль точила правую сторону черепа.
Глеб поднял руку и коснулся пальцами виска.
Кровь. Короткий массивный болт арбалета лишь содрал кожу над ухом.
Он вспомнил Уота и застонал. Гоблину повезло меньше.
Голова гудела, словно резонирующий медный колокол.
«Контузия» — всплыло слово из глубин памяти. Он хотел произнести его вслух, но пересохшее горло отказывалось пропускать членораздельные звуки.
Глеб нашарил холодное древко копья, и ему стало легче.
«…эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много…», — вспомнил он.
«Много» — звучит оптимистично.
Он осторожно перевернулся на бок, корявыми пальцами ухватил подаренный Линой крохотный горшочек. Аккуратно поставил его на землю рядом с собой, а сам сел. Мир покачнулся, закружился, потемнел. Туча черных мошек застила глаза. Глеб зажмурился, слушая, как бьется в груди загнанное сердце…
Мазь действительно помогла. Боль отступила, сознание прояснилось. Глеб поднялся на ноги и сразу же увидел друга.
Уот лежал в высокой траве, уткнувшись лицом в землю. Его поза была неестественна своей угловатой вывернутостью. «Ему неудобно, — подумал Глеб, но тотчас поправил себя: — Теперь ему все равно».
Он подошел к гоблину, твердо зная, что тот мертв. Но все же с затаенной надеждой приподнял невесомое тело — Аут был тяжелее — перевернул его лицом к себе и двумя пальцами — указательным и средним — коснулся шеи, того места, где должна была пульсировать ниточка жизни…
Должна была…
Ключицы и грудь Уота были залиты кровью, но Глеб, не боясь испачкаться, просто не думая об этом, крепко обнял тело друга. И долго сидел так, тихо раскачиваясь и мыча что-то себе
А потом он очнулся, встрепенулся, глянул на солнце, пытаясь определить, сколько прошло времени, далеко ли успели уйти убийцы. Увидел черные точки, что кружили высоко в небе, выжидали; опустил голову, посмотрел на друга…
Долго, до самого вечера, Глеб копал могилу, разрыхляя чернозем наконечником копья и выгребая землю руками. Боль вернулась, но куда страшнее были навязчивые воспоминания. Он гнал их от себя, с остервенением вонзая копье в почву.
Когда яма была готова, он взял на руки легкое тело Уота и аккуратно опустил его в неглубокую могилу. Он усадил труп так, как это было принято у гоблинов — на корточки, лицом к закату, вложил в негнущиеся пальцы древко копья. Постояв некоторое время с опущенной головой, он закидал могилу землей и кровоточащими ладонями выровнял образовавшийся холмик. «Прах к праху», — еле слышно пробормотал он слова из своего мира и пошел прочь, все убыстряя шаг, словно желая убежать от преследующих воспоминаний.
Никогда, ни к кому он не относился так хорошо, как к этому Одноживущему гоблину. И сам же привел его к смерти. Или все было предопределено? Расписано заранее, запрограммировано, выверено? Стоит ли винить себя в смерти…
…куска программного кода…
… разумного существа?..
Когда солнце уже почти скрылось за холмами, Глеб вышел на дорогу. В пыли среди старых следов подкованных лошадиных копыт и колес давно проехавшего обоза он разглядел свежие отпечатки четырех пар сапогов. Люди, оставившие их, следовали на запад.
Он выгреб из котомки остатки еды и быстро без аппетита поужинал, сидя на обочине и смотря на садящееся солнце. Болела голова. Он опять достал из-за пояса горшочек с чудодейственной мазью и смазал сочащуюся сукровицей ссадину на виске. Потом, кряхтя по-стариковски, тяжело поднялся и пошел догонять скрывшееся солнце.
Всю ночь Глеб шел за убийцами, и следы его мягкой кожаной обуви накрывали отпечатки тяжелых сапогов, окованных железом. Утро неслышно подкралось сзади и осторожно тронуло его спину. Солнце догнало его и осветило.
Мир просыпался. Согревшись, застрекотали в траве кузнечики. Чибисы носились над дорогой ломаными зигзагами, ныряли в воздухе и испугано о чем-то вопрошали бредущего мимо путника. Затерявшийся высоко в небе жаворонок выводил нервную мелодию.
Глеб шел, не отвлекаясь на красоты пробуждающейся природы. Перед ним, копируя его движения, шагала коротконогая тень, и ему казалось, что это она ведет его, заставляя делать очередной шаг, увлекая за собой, торопя своей недостижимостью.
Глеб устал. Ему необходимо было выспаться и отдохнуть. Бедра его одеревенели, икры сводила судорога, ступни в мягких кожаных мокасинах сбились о высохшую землю, но он механически переставлял ноги, с каждым километром все сильнее опираясь на древко копья.