Личный выбор
Шрифт:
— Задание выполнено, — ответил Иван, чувствуя, как в груди сжимается мерзкий комок, а рот наполняется слюной. — Пленный доставлен...
— Выворачивай карманы, — приказал комбат, махнув рукой. — Содержимое — на стол!
Северов положил автомат на стоящий рядом складной стул и послушно извлек из камуфляжного обмундирования то немногое, что было у него при себе, — зажигалку, спецназовский нож-кусачки и портсигар. Перед уходом на задание все личные вещи разведгруппа сдавала на хранение в материальную часть...
Подполковник сразу же сгреб широченной мозолистой лапой портсигар, открыл его, но, видимо, не найдя того, что ожидал,
Потом он вперил в лицо Ивана тяжелый взгляд:
— Ты какого хера пидора поганого изуродовал? Полпальца ему на левой клешне оттяпал?
— Помял я его слегка при попытке к бегству, — пожал плечами сержант. — Но ничего у араба не отрезал.
— Помял?! Опять за старое?! Мало вам шакалов-телевизионщиков, снимающих изуродованные тела похороненных боевиков, а потом визжащих на всю Европу о зверствах российской армии на Кавказе?! Мало визитеров из ПАСЕ и прочих дармоедов тамошних, вместе с нашими столичными жополизами?! У меня эти комиссии гребаные в-о-о-т где сидят!
Волгин размашисто провел ребром ладони по бычьей, в складках, шее.
В столь резком поведении, как правило, сдержанного и немногословного комбата Трофимыча, которого уважали все без исключения солдаты, что-то было явно не так. Словно он, сам того не желая, играл навязанную ему кем-то вышестоящим роль беспощадного борца с жестокостью на войне.
— В общем, так... — обычным ровным тоном произнес Волгин. — Собираешь личные вещи в мешок и с рассветом вместе с майором Косаревым из штаба округа, — подполковник кивнул на сидящего рядом офицера, — отправляешься в Ханкалу. Там, в ставке, тебе объяснят политику партии более доходчиво... Получишь расчет, пинок под зад и — на гражданку! Мне среди подчиненных нужны бойцы, а не средневековые варвары! А сейчас ужинать и спать. Кру-у-гом!.. Ша-агом марш!.. И чтоб глаза мои тебя больше не видели...
Последнюю фразу батяня-комбат произнес с явным, неприкрытым усилием, что неудивительно. Во всей этой истории определенно прослеживался скрытый, пока совершенно неясный подтекст.
Но Иван понимал, что в присутствии незнакомого худощавого майора ждать каких-либо вразумительных объяснений от действующего по явному принуждению Бульдога бессмысленно.
Значит, придется ждать до Ханкалы. Там, даст бог, все окончательно и прояснится...
Скрипнув зубами, Иван козырнул, вскинув руку к повязанному на голове платку, забросил на плечо автомат, с явным негодованием развернулся на каблуках и, отогнув брезентовую штору, вышел на воздух.
Стрельнув у скучающего, мокнущего караульного сигарету, Иван не без труда прикурил от отсыревшей спички, вместо благодарности хлопнул пацана-срочника по плечу и не спеша направился за отложенной для членов разведгруппы пайкой.
Поужинав чуть теплой кашей с глотком вяжущего рот чая непонятного происхождения, вернулся к себе в палатку и, несмотря на усталость, еще целых полчаса лежал на шконке, неподвижно глядя в освещенный одинокой лампочкой потолок.
С рассветом бывший сотрудник питерской милиции, а ныне сержант внутренних войск Иван Северов, до истечения срока контракта которого оставалось три с лишним месяца, не считая последующего, почти неизбежного продления командировки еще на полгода, уже ехал по разбитой, чавкающей от непролазной грязи дороге на сопровождаемом бэтээром армейском «уазике» в сторону главной базы федеральных войск.
Он молча глядел в заляпанное окно на унылые пейзажи
Искал — и не мог найти. Ибо все, что ему, как разведчику, пришлось делать на этой высосанной когда-то из пальца войне, теперь уже превратившейся в настоящую межнациональную бойню, вполне укладывалось в рамки допустимого и в чем-то даже морально оправданного ответа на жестокость чеченцев к русским солдатам.
И от осознания этого явного несоответствия, несправедливости, вызванной чем угодно, но только не «варварством» к обезумевшему врагу, на душе Ивана становилось совсем скверно и пусто...
Ему, старающемуся не смотреть в сторону сидящего впереди майора, даже вспомнилась фраза, сказанная давным-давно кем-то из великих: «Нет ничего утомительнее, чем ожидание поезда, особенно когда ты лежишь на рельсах».
Сейчас он как раз был тем самым, кто лежал...
Киллер и афганец
Взглянув на настенные часы, показывающие половину первого ночи, Сергей снова достал телефон и набрал номер институтской лаборатории.
После длинной серии гудков трубку снял сам Рутковский — скорее всего, единственный из сотрудников института, кроме охраны, кто находился на рабочем месте в столь позднее время.
— Ну, есть результаты, старик? — сдержанно осведомился Ворон. — Заставляешь ждать, однако! Глядишь, и надбавка за срочность уже не потребуется!
— Слава богу, докопался! — с облегчением и гордостью за самого себя, умницу и почти гения, выдохнул биохимик. — Интересную ты мне подкинул таблеточку, нечего сказать! Впервые с такой сталкиваюсь, раньше только в справочниках с грифом «секретно» лицезреть формулу доводилось!
— А если ближе к телу...
— Данный препарат — никакой не транквилизатор, а относится к особой группе бета-кортизонов! Точное название определить не берусь, но вот воздействие на человеческий организм примерно описать могу... Если десять дней подряд растворять препаратик в пище, наступает состояние, близкое к тихому помешательству. Возникают неосознанные страхи, человек вздрагивает при любом постороннем шуме, боится даже собственной тени и в конечном итоге превращается в запуганное насмерть животное, неспособное адекватно воспринимать окружающий мир! В общем, внешне — полное впечатление плавно поехавшей крыши. Устраивает такое заключение?!
— Более чем, — пробормотал Северов, вытаскивая из пачки сигарету и разминая ее пальцами. — А если прием таблеток прекращается?
— Медленно, но ситуация возвращается в нормальное русло. Все зависит от психики конкретного человека. У одного пройдет без следа, а у другого могут всю оставшуюся жизнь периодически возникать приступы беспричинного страха, сопровождаемые обильным потоотделением, глюки всякие. Психотропные препараты — категория тонкая, до конца не изученная! И еще один моментик... Большинство препаратов данной, так называемой внесписочной, группы разрабатывались нашими гениями исключительно для спецслужб, а поэтому мгновенно растворимы, абсолютно безвкусны и после приема не оставляют в организме никаких следов. Их нельзя обнаружить даже при вскрытии трупа. Теперь, кажется, всё.