Лицо для Сумасшедшей принцессы
Шрифт:
– Ну то-то же, – хмыкнула я, уже ощущая, как водоворот ментального пламени неудержимо выдергивает меня из тела матери.
– О-хо-хо, – умирающе стонала я, бессильно распростершись на жестком коврике в пещере водопада Тысячи радуг. – О-хо-хо!
Несколько лет назад проказливые братцы Франк и Бернар угостили меня коктейлем собственного изобретения, в состав которого входили полынная эльфийская настойка, светлое игристое вино и крепчайшая орочья водка. Оказалось довольно вкусно и «забавно», особенно на следующий день… Негодные мальчишки назвали гремучую смесь «Стань звездой». Какое там звездой! На следующее утро я не только светить, а даже примитивно отсвечивать не могла, просто валялась ветошью в тихом уголке и маялась жуткими головными болями! Так вот,
– Вот оно как, значит, вышло! – задумчиво бормотал старый некромант. – Не ожидал, не ожидал…
– А что, все так плохо? – обмерла я.
– Наоборот! – Арбиус бурно всплеснул руками. – Наоборот! Ты смогла определить будущее и изрекла великолепное пророчество. Я его мысленно слышал, но напомни, пожалуйста, еще раз.
Испытывая целый набор противоречивых эмоций, я тем не менее выразительно процитировала навечно врезавшиеся в память строки.
– Великолепно! – довольно потер ладони архимаг. – Сверхвеликолепно!
– Да-а-а, – капризно протянул Ланс. – А я вот ничего не понял…
– На одних людях природа отдыхает, а на других – просто прикалывается, – ввернула вредная Гельда, которая, судя по всему, тоже ничего не поняла, но ни за что бы в этом не созналась.
Арбиус многозначительно усмехнулся:
– А вам и не требуется понимать произнесенные Ульрикой слова. Пророчество можно изменить, но выполнить его специально и обдуманно абсолютно невозможно. Теперь сопутствующие обстоятельства должны сами сложиться настолько подходящим и благоприятным образом, чтобы пророчество осуществилось.
– Но ведь ты все равно не станешь сидеть сложа руки, – ехидно прокомментировал Эткин, засунувший голову в пещеру.
Седые брови Арбиуса поползли вверх.
– Эткин, – хором закричали Огвур и Ланс, – молчи, а то опять накаркаешь!
– Ну вот. – Дракон положил массивную голову на лапу и печально вздохнул: – Спрашивается, кому ты нужен, если ты всегда и во всем прав?
– Им сейчас точно не нужен! – признал некромант. – Они двинутся к Нису, а затем попробуют незаметно проникнуть в проклятый город Геферт. При проведении подобной секретной операции такой гигант, как ты, может стать досадной помехой. Но ты подождешь тех, кто придет следом за Ульрикой, и окажешь им помощь: ведь их миссия не менее важна и щепетильна…
– Э-хе-хе, – не дожидаясь окончания фразы, повторно вздохнул Эткин, – мне запретили помогать девушке, а ведь именно она во всем и замешана! Но, чую, те, кто придет на водопад следом за нами, тоже руководствуются известной старинной фразой «шерше ля фам»… на свою глупую голову!
Арбиус тонко улыбнулся, орк и полукровка растерянно переглянулись, Гельда расхохоталась, а я… я почему-то подумала: «Ну вот, кажется, теперь все начинается на самом деле!» И мне стало страшно.
Генрих задумчиво прожевал подсохшую хлебную корочку. Рядом, с головой укрывшись кожаной дорожной курткой, крепко спал Марвин, которому совершенно не мешали ни яркий дневной свет, ни даже не умолкающий ни на минуту рокот водопада Тысячи радуг. Не отличавшийся особой физической силой некромант, из солидарности с бароном путешествующий пешком, а не левитирующий, конечно, умаялся, выдохся и натер на ногах огромные мозоли. Генрих заботливо покосился в сторону упоенно храпящего друга, выводящего носом звучные рулады, и в очередной раз пожалел неопытного путника. Но почему Марвин настоял именно на пешем походе, напрочь отказавшись брать коней, и ничего толком не объяснил? Лишь буркнул что-то невразумительное. Мол, сон у него был пророческий – вроде бы парят они под облаками, поддерживаемые чьей-то могучей когтистой
Впрочем, идти под венец с пока совершенно незнакомой ему княжной Лилуиллой Генриху тоже мечталось не очень-то. Ибо мечталось ему совершенно о другом. Вернее, о другой особе: вредной, самодеятельной и несговорчивой до безобразия. Но, как говорится, коли взялся за гуж – не говори, что не дюж! Поэтому Генрих обреченно вздыхал, вынимал из-за пазухи портрет прекрасной эльфийки и пытливо всматривался в нежное девичье лицо. «Упасите Пресветлые боги от неприятной неожиданности, – навязчиво вертелось в голове. – Ну как окажется эта красотка обычной заносчивой гордячкой, а еще чего хуже – просто банальной дурочкой…» Генрих жалобно вздыхал в сотый раз, в глубине души надеясь, что, узнав о его громких подвигах на ниве спасения благородных девиц, Ульрика тут же приревнует и, испугавшись слухов о сватовстве сильфа к высокородной княжне, со всех ног примчится в Силь, как робкая и смиренная кошечка. Но в противовес мечтам трезвый рассудок неумолимо подсказывал: как же, жди! Разве такая примчится? Да эта кошечка более горазда острые коготки показывать, чем любовно мурлыкать и тереться о мужскую руку! И де Грей распоследними словами клял свой несдержанный язык, необдуманно давший обещание жениться на Лилуилле. Ох, и путное ли это дело – жениться от горя да назло?..
Увлеченный собственными нерадостными мыслями, он поймал себя на том, что уже довольно долго и отчего-то излишне пристально присматривается к одному и тому же гигантскому валуну. Хотя, если разобраться, вроде бы ничего особенного в этой каменюке не выявлялось – валун как валун. Но уж очень хорошо вписывается он в ландшафт водопада. Мириады легчайших капелек воды, висящие в воздухе над перекатами и образующие сияющую радугу, оседают на этот валун точно так же, как и на все прочие. Это до барона с Марвином водяная пыль не долетает, потому что место стоянки выбрано на сухой ровной площадке да на значительном удалении от рокочущих порогов. А громадный серый камень так и окутывается тончайшей водяной завесой.
Но тут Генрих приложил руку к бровям и прищурил карие глаза: вот что странно – на других камнях вода так и лежит прозрачными холодными каплями, а этот валун весь окружен едва заметным облачком непрерывно испаряющейся влаги. Подозрительно как-то. Получается, камень теплый?
– Вот гоблины срамные! – радостно выдохнул барон. – Так это же и не камень вовсе! – Он понимающе хмыкнул и заорал что есть мочи: – Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хватит уже дрыхнуть-то!
Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной зубастой пастью:
– Ах, никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец? – Дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом: – Дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.
– А если подавишься, чудище поганое? – молодецки напыжился барон, делая вид, будто вытаскивает из ножен Гиарду.
– Пфе, – небрежно фыркнул Эткин. – С вами поживешь – так всякую гадость есть научишься!
Генрих бурно расхохотался:
– Ну, Эткин, ты, как я погляжу, все такой же неисправимый весельчак и балагур! Не пойдешь ли с нами выручать из беды эльфийскую княжну Лилуиллу?
– Да уж… – Дракон неторопливо поскреб когтем там, где у него, по версии Генриха, должны были находиться уши или что-то подобное, выполняющее эту же функцию. – Опять все в баб упирается – просто обхохочешься. Прав Арбиус оказался: дело у вас щепетильное и важное! Видно, недаром мне эти заподлянские словечки всегда не нравились – феминизм, матриархат… А ты-то, Генрих, влюбился в нее, что ли?
– Да навроде того, – ехидно поддакнул Марвин, высовывая голову из-под куртки. – Чего ты тут сам-то делаешь? Я в случайные встречи и совпадения с детства не верю.