Лидер «Ташкент»
Шрифт:
А на «Ташкенте» немного погодя (временно за военкома оставался Смирнов) появился чернявый и коренастый батальонный комиссар моих лет — Григорий Андреевич Коновалов. Он крепко пожал мне руку. Сообщил, что воевал до сих пор на торпедных катерах, где был военкомом дивизиона. И, широко улыбнувшись, прямо с ходу попросил:
— Покажи корабль, командир. А с людьми уж познакомлюсь сам…
В корабельные дела он начал вникать без малейшей раскачки в тот же день и час. И сумел, нисколько об этом не заботясь, как-то сразу всем понравиться своей энергией, живым умом, веселым характером.
Не в обиду Александру Васильевичу Сергееву, старому моему сослуживцу, будь это сказано, но к новому комиссару, мне кажется, легко привыкли и все на «Ташкенте». Прошло совсем немного времени, как он у нас, а уже кажется, будто плаваем вместе давно. Завидное это все-таки свойство: так быстро становиться на новом месте своим!
По расчетам Еремеева новогодняя полночь должна застать нас примерно в 50 милях от подходной точки севастопольских фарватеров.
За час до этого в ходовую рубку заглянул Коновалов:
— Ну как, командир, выступишь по трансляции? В двадцать три тридцать, ладно? Затем сразу включим Москву.
— Я ведь не речист, Григорий Андреевич. Может, лучше ты?
— Нет уж, командир, сегодня тебе положено. Скажи о Керчи и Феодосии, о том, что флот наступает в ногу с Красной Армией и скоро еще не так погоним врага. А что говорить о корабельных делах — не мне тебе подсказывать. Бухгалтерию нашу, наверное, следует использовать…
«Бухгалтерия» — это некоторые цифровые итоги того, что «Ташкент» успел сделать с начала войны. Тут фигурируют тысячи пройденных миль и тысячи перевезенных в Одессу и Севастополь бойцов, тысячи тонн военных грузов и десятки отконвоированных транспортов, тысячи эвакуированных на Большую землю раненых, женщин, детей…
Перевозки людей и грузов были главной нашей работой в первые полгода войны. Но ведется счет и подавленным неприятельским батареям, сбитым самолетам, уничтоженным танкам, автомашинам с войсками… Эти цифры, конечно, скромные, да и не могут быть полными. Мы десятки раз открывали огонь по скоплениям фашистских войск и техники, по тем участкам фронта, где начинались или ожидались вражеские атаки. И часто о результатах стрельбы нам больше всего говорило товарищеское «спасибо за огонек!», переданное через флагарта из армейской части или от морской пехоты.
Но комиссар прав: «бухгалтерию» надо использовать. И, обращаясь к экипажу, я привожу некоторые цифры, подчеркивая, однако, что в новом году нам предстоит сделать для победы над врагом гораздо больше.
Потом вспоминаю наших товарищей, сражающихся на суше, которые остаются для «ташкентцев» членами корабельной семьи. Говорю о тех, кто показывает пример воинской доблести на боевых постах лидера. О боцмане Тараненко, сигнальщике Смородине, пулеметчике Мамонтове, о старшине артэлектриков Бойцове, от которого во многом зависел успех каждой нашей стрельбы… То, что я говорю, относится и к другим, а назвать всех отличившихся просто невозможно.
Микрофон
Трансляция переключается на прием Москвы. Слушаем выступление Михаила Ивановича Калинина. От него узнаем еще одну хорошую новость — освобождена Калуга! Старинный русский город, наверное, не очень большой… Кажется, у нас на корабле никого нет из Калуги. Но имя города у всех на устах. На мостике пулеметчик кричит сигнальщику: «Слышал? Калуга!..»
Полночь… Открыта и надписана чистая страница вахтенного журнала. Первую ходовую вахту 1942 года правит командир БЧ-II старший лейтенант Новик. И его же боевой части касается первая в новом году запись в вахтенном журнале: «Зенитчики открывают огонь по появившемуся в воздухе разведчику».
А штурман, не обращая внимания на пальбу, ищет, за что бы «зацепиться» в едва различимых выступах Крымских гор. К подходному бую Еремеев выводит корабль всегда точно. Но штурманские тревоги и сомнения — каждый раз заново.
Наконец оттуда, где должны быть буй и дозорный севастопольский катер, пробивает темноту направленный прямо на нас узкий мигающий лучик сигнального фонаря. Мы мигаем в ответ. Обмен опознавательными состоялся. Подпустив нас ближе, катер разворачивается и ведет за собой к Севастополю.
Глава 6. Между Севастополем и Большой землей
В резерве штаба флота
Рано утром иду на корабельном барказе к ФКП из дальнего угла Северной бухты, где стоит в этот раз «Ташкент». Утро не по-крымски холодное даже для января: несколько градусов ниже нуля. Эта зима на юге вообще необычайно сурова.
Не прошли еще полпути, как за барказом начинают подниматься всплески от падающих в бухту снарядов. Всплески приближаются, того и гляди нагонят…
— Откуда ж это в нас бьют? — озадаченно произносит старшина барказа, косясь на неприятные фонтанчики.
— Это не в нас, Игнатов. Просто стреляют по бухте, а нам так уж повезло.
Берем левее, к Павловскому мыску, и всплески проходят мимо.
За броневой плитой, прикрывающей вход на ФКП, краснофлотец в каске и с автоматом вызывает дежурного. Тот, узнав меня, сообщает:
— Командующий вас ждет.
Это уже вошло у вице-адмирала Октябрьского в обычай: командира корабля, пришедшего с Большой земли, принимать лично.
Мы поздравляем друг друга с Новым годом, и я отвечаю на обычные вопросы: как дошли, какова обстановка на море. А самому не терпится узнать про Керчь и Феодосию. Но уже по тому, как настроен командующий, чувствуется, что дела там идут неплохо. И под Севастополем станет теперь легче. Планы гитлеровцев еще раз сорваны. Не они, а мы встретили тут Новый год!