Лидия и другие
Шрифт:
Эпилог
Новые друзья не воспринимаются как новые - они словно сразу вделываются в твою биографию на много лет назад.
Андрей Шубин, директор фонда "Татищев", пришел к Лидии со своей Леной и уже на правах древнего друга привел писателя О.П., очередного гостя из Москвы. Ввалившись в обширную прихожую и заполнив ее своим тоже обширным телом, О.П. загудел:
– А в бане-то сейчас - даже никто друг друга не просит спину потереть! То ли дело раньше...
– но тут Шубин его прервал и стал знакомить, как это бывает у нас,
Тут вошел Боря Ихлинский и по-приятельски сообщил новому гостю:
– Ленка Шубина вместо того, чтобы выйти замуж за меня, ты представляешь! Вышла за своего Андрея!
– это он говорил с запанибратски-скучающим видом, как будто их отношения с О.П. уже поистерлись за протекшее десятилетие.
Женщины радостно закричали: "Знаем, знаем, все мы дуры - пропустили такого жениха!". Боря сиял и раскланивался, окруженный всеобщей любовью.
– Кексик, - позвала его нежно студенческой кличкой Надька, - пойдем на кухню, помоги мне разрезать торты! Аллы нет, придется эту часть работы делать нам с тобой!
Надька единственная из женщин рискнула в этом возрасте прийти в полупрозрачной индийской юбке, но на самом деле никакого риска здесь не было, потому что ноги у нее оставались очень красивые. Солнце пронизывало роскошную профессорскую квартиру, и Надька несколько раз грациозно пробегала с сигаретой в разных направлениях - солнечная материя наполняла юбку изнутри, и Надькины ноги светились. В общем, это напоминало последний решительный бой, прорыв из окружения.
А Боря завладел гитарой и замурлыкал:
Под зубом золотым
Есть корень весь гнилой...
– потом решительно притиснул струны своим фирменным вкрадчивым жестом и сказал: - Так и пропадут наши зубы без материнского присмотра Аллочки Рибарбар!
У Надьки слегка сбилось дыхание, когда она представила, что он так же может притиснуть кого-нибудь, но по своей дурости навряд ли это делает.
– А у нас в роду и Цветковы есть, в восемнадцатом веке породнились Цветковы и Бахметьевы... Я списалась со своим родственником из Швейцарии все забыли о своем происхождении, - довольно сказала Надька.
Все знали о ее подвихнутости в последнее время - она восстанавливала свою дворянскую родословную. Поэтому Боря сказал:
– Очень тебя поздравляю! И ноги у тебя тоже красивые. А у меня двое сыновей растут в Екатеринбурге...
Володя вспомнил: вчера по телефону Боря упоминал только об одном ребенке.
Аркадий пришел с тихим солидным сыном, которому еще предстояло дорасти до мысли, что иногда нужно быть ребенком. Он дергал отца за брючный ремень и повторял с расстановкой: "Папа, расскажи про поезд, папа, расскажи про поезд!"
– Заказ принят, - сказал Аркадий.
– Так вот, мы ехали в купе, а соседи все с золотой грустью вспоминали время застоя.
– Ну а коммунисты помещали золотой век в будущем...
Принесли телеграмму от киевского дяди Миши: "Твой день рожденья я с восторгом вспоминаю, и вот пишу, как я тебе кохаю. Кто участи хлебнул космополита, не скажет уж, что дольче очень вита".
– Удивительно, что еще на Украине терпят само слово "украина" - это же ведь значит "окраина". Назвали бы "центровина", они ведь пуп земли, или "сэрэдина"!
– Да, окраина, но какая окраина!
– воскликнула Лидия.
– Все садимся. Веня, ты рядом с Галькой, Вадик справа...
Надька сказала:
– Недавно на кафедре я по дурости ляпнула: "Лидия - наш нравственный идеал". "Да?
– удивились некоторые кафедралы, - теперь будем за ней следить!"
– На что ты меня обрекла?!
– крикнула Лидия.
– Меня КГБ не трогало, а теперь вот будут следить, и не погляди пристально на кого-нибудь красивого, лишнюю рюмку не опрокинь!
Все зашумели: ну, здесь мы тебе позволяем все, мы никому не скажем! Смотри на нас, мы красивые!
Тут явился незваный Егор. Он пришел выпить, но чтобы никто об этом не догадался, выстроил тщательный сценарий - сыграть роль всеобщей больной совести:
– Отец меня не прописывает, - пожаловался он Вадику.
– И вообще все катится куда-то...
А Вадик, глотнув газировки, вежливо подхватил тему:
– Вчера в пять утра выезжаем на линию, а по разметочной полосе навстречу идет совсем голая баба, только срам прикрывает рукой, прикрывает, значит, не до бессознательности пьяная. И почему церковь не борется с пьянством?!
– Если бы вино было совсем не нужно, - сказала Галька, - тогда Христос превратил бы вино обратно в воду. А это было первое Его чудо, - и Галька под столом рукой погладила колено мужа, показывая: "доберемся до дома, я тебе вдвое возмещу отказ от водки".
Прошло несколько стопок времени. Боря вскрикнул:
– Общаться, общаться и еще раз общаться, товарищи!
Он вызвал этим бурю восторгов. Вино лилось, как время, как вино. И разница божественно терялась.
Боря встал чинно, на себя не похожий, очевидно, примерял на себя какую-то неведомую роль:
– Я хочу начать свою речь с небольшого сюрприза: меня утвердили на должность директора музея политических репрессий!.. Он организуется на базе небезызвестной зоны, где сидели всеми сейчас уважаемые Буковский, Щаранский, Ковалев...
Веня перебил его:
– Будем надеяться, что наши имена в этот достойный список не войдут!
– Там же погиб гениальный украинский поэт Стус, - невозмутимо продолжал Боря.
– Боря, мы к этому относимся, как к святыне, - пробовала остановить его Лидия, - но здесь же сейчас гости, мы все выпили...