Лидия
Шрифт:
Она тоже с трудом переносила полёт и часто спала в своём коконе, приняв таблетки и надев на голову наушники, чтобы не слышать надсадный гул, доносившийся из металлической утробы корабля. Она жаловалась на головную боль.
— От всего отвыкаешь так быстро, — сказала она, когда я застал её в кубрике.
Она вылезала из кокона, нетерпеливо сбрасывая его ногами, зависая на мгновения в воздухе над сверкающим полом — точно пыталась выбраться из липкого амниона, который приставал к её телу, не отпуская, притягивая назад.
—
— Что?
Лида, наконец, сбросила с себя кокон и поплыла в отсеке, раскинув руки, забыв, что голову её по-прежнему сжимают наушники, не пропускающие звук.
Я показал пальцем на своё правое ухо. Лида виновато улыбнулась.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил я.
— Не очень, — ответила она. — А у нас что, смена караула? Тоже решил поспать?
— Да нет, — сказал я. — Не знаю. Нельзя же всё время спать.
Лида подалась вперёд, разведя руками так, словно разгребала в воздухе невидимые волны.
— Ах, вот как! Значит, я всё время сплю?
— Ну, сейчас ты не спишь, — сказал я.
Она приблизилась ко мне и схватила за руку; нас, словно течением, медленно понесло к открытому люку.
— Сколько нам ещё осталось? — спросила Лида. — Когда дрейф?
— Через пять часов, — сказал я.
— Так много! — Она качнула головой. — Атрей летел быстрее, но я… — Лида задумалась. — Я чувствовала себя лучше.
— Это пройдёт, — сказал я.
— Конечно, — улыбнулась Лида, — через пять часов. А потом ещё полтора месяца без остановок. А потом…
Я схватился рукой за поручень над люком, и мы зависли в проёме — между кубриком и коридором.
— Хватит жаловаться, — сказал я и поцеловал её в губы.
Её лицо слегка опухло от невесомости, а щёки болезненно раскраснелись.
Лида поцеловала меня в ответ и вдруг нахмурилась.
— А что ты говорил тогда? — спросила она.
— Тогда — это когда? — не понял я.
— Ну, когда я не слышала.
— А… Ну, тогда…
13
Мне оставалось лишь ждать.
Я лежал, повернувшись к стене, сжимая рукой ноющую рану на правом плече. Синтетическая ткань пропиталась кровью. В комнате всё ещё не горел свет. Камера — я не видел, но чувствовал её электрический взгляд спиной — по-прежнему следила за мной в темноте.
Я боялся, что усну.
Во сне я мог повернуться, лечь на спину, показать неусыпному объективу камеры свой окровавленный рукав, и тогда все мои мучения оказались бы напрасны. Темнота и слабость затягивали меня, несколько раз я едва не провалился в сон и, придя в себя, сильно, до боли, сжимал рукой правое плечо. Только боль удерживала меня на поверхности, не давала потерять сознание.
А потом включился свет.
12
Перед
Несколько минут мы сидели в давящей тишине.
Режим диагностики активировался ещё до того, как пилот и штурман вернулись к жизни. На экране высветилась схема корабля и стали последовательно, как отчитываемые по атомным часам секунды, загораться зелёные огоньки — "проверка прошла", "проверка прошла"…
Первый пилот устало потёр рукой лоб.
Я посмотрел на Лиду, она почувствовала мой взгляд, улыбнулась, сложила вместе ладони, как при молитве, и склонила голову, прикрыв глаза. Спать.
Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
Первый пилот собирался что-то сказать — я видел, как он взволнованно вздохнул и приоткрыл рот, — но вдруг замер, уставившись в терминал, точно за мгновение у него онемели все нервы. Штурман устало качнул головой, потянулся к приборной панели, коснулся большой сенсорной кнопки, и всё вокруг вздрогнуло, разошлось волнами, как мираж, а я понял, что кнопка ещё не нажата, и пальцы штурмана по-прежнему тянутся к ней — так медленно, что движение застывает в воздухе.
Я не понимал, что происходит.
— Ну, вот и всё, — сказал первый пилот. — Мы в дрейфе. Все системы работают нормально.
— Что ж, в таком случае мы свободны? — спросила Лида.
— Да, — сказал пилот. — Первое дежурство… Вы и вы.
Он быстро взглянул на меня и на штурмана. По отсеку вновь прошла стремительная волна, и всё вокруг на мгновение расплылось, как отражение в воде.
— А что… — начал я.
— Что? — не понял первый пилот.
— Вы не почувствовали? — спросил я. — Какой-то толчок?
— Да нет, ничего такого, — ответил пилот. — Диагностика прошла успешно, маршевый благополучно выведен из цикла.
"Выведен из цикла" — я даже не смог вспомнить, чтобы кто-нибудь так говорил. Мне захотелось спросить первого пилота, как много он вообще летал.
— Мне кажется, я тоже что-то почувствовала, — сказала Лида. — Трудно объяснить. Почти неуловимое.
— Это старый корабль, — послышался чей-то голос.
— Это не обнадёживает, — сказал я.
— Диагностика, — сказал пилот.
Мы продолжали сидеть, уставившись на экран, где высвечивались результаты проверки всех систем корабля.
— Давайте ещё раз, — предложила Лида. — Полная диагностика. Это ведь вполне соответствует инструкциям, да? — добавила она, улыбнувшись.
Первый пилот нервно заёрзал в кресле.
— Так, — сказал он. — Проведём повторно. Но кто-то должен подключиться. Вы и вы, — и он указал пальцем на меня.