Лидия
Шрифт:
В глаза мне ударил свет настоящего дневного солнца, подул пыльный ветер, в комнату ворвались чьи-то голоса и гул проносящихся по дороге машин.
Уже через несколько минут я шёл по улице к ближайшей станции монорельса, впервые после возвращения чувствуя себя живым.
Я купил цветы — семь едва раскрывших алых роз. Поезд, шедший со скоростью больше двухсот километров в час, казался мне медлительным, как суточный ритм планет, и когда, наконец, я добрался до нужной станции, то вылетел из вагона и побежал
Я без труда нашёл её дом, поднялся на лифте и вдруг замер у двери её квартиры.
В коридоре стоял тревожный сумрак — можно было подумать, что уже надвигается ночь, и кольцо из прозрачного газа над планетой, подсвеченное солнцем, медленно теряет свой цвет, уступая космическому мраку и звёздам.
Я вздохнул и потянулся рукой к звонку — нас разделяло всего пару мгновений, которые недавно были миллионами миль пути.
Но я колебался.
Я опустил руку.
Меня трясло, как от холода. Я вновь поднял руку, и пальцы мои задрожали. Какая-то пугающая, необъяснимая сила мешала мне нажать на кнопку звонка.
Лида была рядом, за дверью. Она ждала, когда я приду.
Я постарался успокоиться и закрыл глаза.
В коридоре было тихо.
Лифт стоял на этаже, никто не выходил из квартир, закрытые шторы окна останавливали свет и звук — я словно провалился в вакуум, вновь вернулся в вечную пустоту.
Я переложил букет в другую руку и с заметным усилием, преодолевая непонятное сопротивление, надавил на маленькую пластиковую кнопку.
Я ничего не услышал.
Надо мной по-прежнему стояла тишина.
Лида.
От волнения я сжал в руке букет, и что-то больно укололо мне в палец.
23
Я тут же отдёрнул руку и размазал по коже капельку крови.
Чувство тошноты неожиданно прошло. Похожий на антенну обломок оказался острым, как медицинская игла — им без труда можно было разрезать кожу. Я нахмурился, не понимая, как мог не увидеть его раньше, на видном месте на полу — и в этот момент всё понял.
Я быстро взглянул на камеру, электрический глазок которой по-прежнему таращился в стену над кроватью.
Заметили?
Мне оставалось надеяться, что нет.
Я засунул антенну в правый рукав, проткнул ей складку ткани, закрепив, как значок, и вернулся на кровать.
Свет горел, камера неотрывно смотрела на меня.
22
Её рейс отменили. Её перевели на другой корабль. Всё было просто — такое случалось не раз.
Но я всё равно никак не мог в это поверить.
Я помню, как она открыла дверь, как приветливо поцеловала меня в щёку, и как мы замерли, стоя друг против друга — я с букетом алых роз в руке.
—
— Это тебе, — сказал я, протягивая букет.
Лида предложила выпить чаю, мы сели за стол и — замолчали. Было столько всего, о чём я хотел её спросить, но я сидел, глядя в затенённое окно, и не говорил ни слова.
— А куда ты хотел сходить? — спросила Лида, вставая.
Она прошлась по комнате, взволнованно потирая плечи, остановилась у плиты, включила чайник.
— Не знаю, — сказал я. — Я думал, может…
— Космический театр? — подсказала Лида.
— Да.
— Честно говоря… — Лида вздохнула и чуть заметно улыбнулась — одними уголками губ, — я так устала от всего этого… космического…
— Понимаю, — сказал я.
Лида подошла к окну, поправила стянутые на затылке волосы, коснулась настенной панели, отключающей электронные шторы, и тут же отдёрнула руку, как обжёгшись.
— Хороший день сегодня, — сказала она и снова опустила на стёкла тень. — Но я так и не могу ко всему этому привыкнуть. Столько пространства и… людей.
Она повернулась ко мне; глаза у неё были тусклыми, погасшими.
— Мне кажется, что я долгое время была… больна.
— Понимаю, — повторил я.
— Ты, наверное, и сам чувствуешь то же самое, — продолжала Лида. — Странно, правда? Никогда бы не подумала, что так всё и будет. Это ведь совсем не то, что мы…
Чайник издал раздражённый гудок и отключился. Лида достала чашки. Позвякивал фарфор. Длинная тень скользнула по комнате, пролетела по стене и ламинату; темнота на мгновение коснулась её плеч, чёрных волос и сгинула, растаяв на свету — где-то за окном, на далёкой эстакаде, уходил от станции электрический поезд.
Я почувствовал, как что-то подступает к горлу.
— Ты знаешь… — сказал я. — Ты знаешь, все эти годы…
Я поднялся на ноги. Стул предательски заскрипел. Лида, стоявшая ко мне спиной, опустив плечи и заваривая чай, вздрогнула.
— Ты права, — сказал я, — это действительно было похоже на болезнь. Или на сон. Я так удивился…
Лида слушала меня, не оборачиваясь. Над чашками с кипятком поднимался пар.
— Я так удивился, когда увидел тебя там, в списках, — сказал я. — Я подумал, что схожу с ума. А потом ты исчезла. А потом…
Я подошёл к ней и обнял её за плечи. Лида повела плечами, сбрасывая мои руки, и повернулась.
— Давай пить чай, — сказала она.
Мы снова сидели за столом.
Чай был раскалённым и безвкусным, как пустой кипяток. Лида взволнованно крутила на блюдце фарфоровую чашку.
— Ты живёшь здесь одна? — спросил я.
— Нет, — качнула головой Лида. — Это же квартира родителей. Я подумала, что с нашей работой мне собственное жильё не так уж и нужно, хотя сейчас уже не знаю…