Лидия
Шрифт:
Я вытащил наладонник из кармана.
— Ещё почти полчаса.
Лида покачала головой.
— Нам же завтра с утра, — сказала она. — Если я завтра просплю первую пару, то ты будешь во всём виноват.
— Я готов понести наказание, — согласился я.
— О, ты понесёшь! — сказала Лида.
Я рассмеялся. Мы говорили так, словно знали друг друга уже множество лет, хотя ещё совсем недавно я даже не решался набрать номер её телефона. Я вдруг подумал, что уже не могу представить свою жизнь без неё.
Лида как будто почувствовала что-то и посмотрела на меня.
—
— Что? Патрокл?
— Ага. Я ни разу не видела, как такой большой корабль заходит на орбиту. Просто появится ещё одна звезда? Мы, наверное, и не увидим ничего…
— Да нет, не думаю, — сказал я. — Ты сама ведь знаешь, какой он огромный. Самый большой корабль, который запускали с Земли. Он встанет на геосинхронную орбиту, а это в десять раз ближе, чем Луна. Я думаю… Впрочем, — я улыбнулся, — я и сам никогда ничего подобного не видел. Но мне кажется, это будет не просто ещё одна яркая звезда.
— Будет как Луна? — рассмеялась Лида.
— Всё же, наверное, не настолько…
— Ой, слушай, надо будет это заснять обязательно, — сказала Лида и вновь стала ощупывать карманы своей ветровки — видимо, всё ещё не теряя надежды найти забытый суазор. — У тебя ведь есть суазор? — спросила она. — Можно попробовать — на его камеру. Тут, правда, так темно, что мало что будет видно.
— Погоди, — сказал я. — И как я мог забыть… На суазор тут снимать бесполезно. Я же взял с собой камеру… специальную. Она должна быть в машине. Я сейчас принесу.
— Предусмотрительный, — улыбнулась Лида. — И что ещё у тебя в машине?
— Камера, — повторил я.
— Ладно, — рассмеялась Лида. — Неси камеру, я жду.
— Только никуда не уходи, — сказал я.
— Даже если бы захотела, — сказала она.
Я быстро зашагал к дороге, где бросил взятый напрокат представительский седан. Лида одиноко стояла у обрыва, глядя на отражения звёзд и зябко потирая плечи.
Я не сразу нашёл машину.
Это был огромный шестиметровый седан, за один прокатный день которого мне пришлось отдать почти половину своей лаборантской зарплаты — я не сообразил, что автомобиль стоит заказывать заранее, и когда явился в контору, обнаружил, что все бюджетные варианты давно уже разобраны, а единственный предложенный мне выбор сводился к рамному внедорожнику, размером с загородный дом, и представительскому седану с вызывающе-броскими гранёными формами, в багажник которого тоже вполне мог бы поместиться какой-нибудь семейный хэтчбек. К тому же автомобиль был предательски-чёрного цвета, и я не раз пожалел, пока искал его на обочине дороги, что не взял куда более броский внедорожник. Всё же чёрный цвет — не лучший выбор для путешествия в темноту.
В итоге оказалось, что мой седан спрятался в развесистой тени совсем ещё летних, густых деревьев, вдали от фонарей. Когда мы приехали, я так волновался, что даже не запомнил место, где его припарковал.
Я подошёл к машине и остановился.
Я вдруг вспомнил слова Лиды — то, как она говорила, что ей страшновато в этой безлюдной глуши. И правда — на этом перепутье между столицей и сонными областными городками стояло такое непререкаемое затишье,
Меня сковала оторопь.
Звёздное небо над головой тянулось до самого горизонта — как купол, — и сливалось с ночной темнотой. Узкая загородная дорожка с разбитым асфальтом уходила не к очередному населённому пункту, а в бесконечный космический мрак. Света газовых фонарей едва хватало на то, чтобы очерчивать в темноте призрачно-бледные силуэты бетонных столбов, выхватывая, отвоёвывая у сумрака лишь небольшие островки земли и дороги, над которыми тут же смыкался плотный купол безраздельной, почти осязаемой темноты.
Я открыл дверь автомобиля с водительской стороны. Камера должна была лежать в бардачке или внутри подлокотника — я и сам уже точно не помнил, где её оставил.
Я заглянул внутрь.
Приборная панель выглядела довольно необычно — совсем не так, как в других машинах. Она была похожа на развёрнутый к водителю триптих, в крыльях которого мерцали многочисленные кнопки и переключатели, а всю центральную панель занимала непонятная решётка с широкими прямоугольными прорезями.
Я стал медленно садиться в массивное, с высоким, чуть загнутым вперёд подголовником кресло. Я чувствовал необъяснимый пронзительный страх, для которого не было ни малейших причин. Я решил, что это просто волнение — наше первое настоящее свидание с Лидой, звёздное небо, выходящий на орбиту Патрокл — и провалился в кресло…
81
Меня затягивала безграничная, сводящая с ума темнота, в которой я растворялся без остатка. Нет ничего хуже сна, когда всё, что ты видишь — это отсутствие света. Особенно, если вдруг понимаешь, что спишь.
Патрокл.
Только это воспоминание позволяло мне хоть как-то бороться с темнотой.
Патрокл.
Он быстро наливается светом и скользит по небосклону, как падающая звезда, которая неумолимо приближается к линии оптического горизонта, проваливается в темноту. Но вот Патрокл застывает и кажется, что все звёзды гаснут из-за его лучистого света. Вынужденный странник. Лишь раз в десять лет он возвращается домой, к Земле. Говорили даже, что гравитационные возмущения, которые вызывает корабль таких размеров, могут привести к наводнениям и бурям, поэтому Патрокл всегда встаёт на дальнюю орбиту — застывает на высоте в тысячи километров над Землёй.
Он ярче, чем народившаяся луна.
Мы смотрим на вечного странника, ни говоря ни слова, а тем временем, на другой стороне планеты, поднимается ужасающий ураган.
Но потом Патрокл исчез, растворился в ночи, и надо мной вновь сомкнулась темнота.
Я проснулся.
На секунду мне показалось, что в кармане моих брюк лежит пластиковый куб — большой и угловатый, до треска растягивающий ломкую синтетическую ткань, — однако там ничего не было.
Свет по-прежнему не горел.