Шрифт:
Серое небо промозглого февраля опускалось так низко, что вбирало в себя крыши высотных зданий, стоявших неподалёку от офисного центра Глобал-Плаза, а те дома, что стояли достаточно далеко и вовсе были поглощены дымчатым сумраком небес, словно стёрты ластиком. Офис, ярко освещённый десятками ламп дневного света (хоть где-то он был, пусть и не совсем он, а его гудящий и мигающий суррогат), заполнялся гулом звонков десятков телефонов и голосов десятков людей. Типичный офис одной из многих компаний, продающей свои услуги. Этих офисов сотни, и работают в них тысячи людей,
Самое желанное и приятно время во всём офисном дне, не считая минуты, когда приходит оповещении о зачислении зарплаты и конца рабочего дня, это конечно обед. На маленькой кухне у микроволновки стоял худощавый и лохматый молодой человек с густой щетиной, намеревавшейся через несколько дней стать юной, но густой бородкой. Бледно-карие глаза за широкими стёклами очков смотрели прямо, ничего не выражая, точно их хозяин отключился или просто был раскрашенной статуей, тем не менее машинально пившей кофе из маленького коричневого стаканчика и жевавшей сдобную булочку.
– О чём задумался, Серёга? – весело спросил его пухлый парень в полосатой рубашке и светлых брюках.
Эта фраза оказалась для Сергея такой неожиданной, что рука его дрогнула, и капля кофе упала на ковёр. Внезапно мелькнула мысль: «Хоть бы никто не заметил», и только потом он вышел из ступора, в который загнали его собственные мысли.
– Да так, о своём, житейском, – вяло ответил Сергей, прикрывая носком ботинка пятнышко от кофе, впитавшееся в серый ковролин.
– Ясно, – добродушно ответил пухляш, набирая себе салфетки из пачки. – Что, план сделал? А то Буйнова опять на собрании начнёт орать, что мы хуже всех, что нас утопить надо за бесполезность, ну как она любит. Два дня осталось…
– Ага, два дня, а мне пятерых где-то надо найти, вот, Пашка, думаю, что делать, – невесело проговорил Сергей и снова провалился в свои мысли.
– Вот-вот, два дня! Мне четверых где-то найти, но все морозятся, типа денег нету, заказов нету, рабочих нету! Один вообще на стадии банкротства оказался, а три недели мне мозги парил, типа почти согласен, договор распечатал, вот-вот подпишет…
– Паш, – Сергей вышел из задумчивости, – у тебя знакомые есть, которые квартиру могут сдать? Только не дорого…
– Шутишь! – усмехнулся Паша, ставя в микроволновку контейнер с едой. – В Москве квартиру можно недорого только на телефон снять!
Сергей усмехнулся бородатой шутке, от которой ему друг захотелось в отчаянье взвыть.
– Ну, может знакомые знакомых есть? Или знакомые знакомых знакомых? – с надеждой в голосе спросил он.
– Нет, пока нет! – твёрдо ответил Паша, вглядываясь в работу микроволновки, точно процесс без неусыпного наблюдения мог прерваться. – Но! – добавил он бодро, – Я спрошу кое-кого, кто может что-то знать.
Сергей, поблагодарив коллегу, поплёлся на рабочее место. Ещё четыре с половиной часа, и можно будет идти домой. Четыре с половиной часа, которые казались бесконечными,
Ещё совсем недавно, буквально вчера, у него была девушка, в чьей квартире они жили. Ещё так недавно он был уверен, что у них всё хорошо, что жизнь налаживается, что к тридцати он сможет позволить себе взять ипотеку, чтобы они купили квартиру побольше. Да, однушка на Первомайской была просторная, но для семьи нужна квартира хотя бы из двух комнат, а лучше из трёх. Он ведь хотел семью, и она хотела… Он уже думал, какое кольцо ей купит, как будет делать предложение. И как гром среди ясного неба эта нелепая ссора. Да, Лена любила иногда устроить сцену, поскандалить, но все девушки такие. Он так думал. Тем более Лена была красивая, популярная, любила танцевать. Они даже познакомились в клубе, куда Сергея затащили его московские друзья. Где теперь эти друзья? А, впрочем, чёрт с ними. Самое главное они сделали – заставили подкатить к симпатичной стройной брюнетке. И Сергей сам не понял, как набрался храбрости, как очаровал её, как они поцеловались в тот же вечер. Вскоре он переехал к ней из Климовска.
Он так был рад сбежать из маленькой квартирки, в которой была одна спальня и проходная гостиная, в которой жили четыре кошки, его старший брат и подслеповатая бабушка. Брат работал механиком в мастерской и Сергея считал слюнтяем, неженкой и трусом. Но не бил. С детства не бил. Витя работал со школы, добывал для них с бабушкой продукты, из которых она готовила внукам завтрак, обед и ужин, но так безбожно пересаливала все блюда, что Серёже приходилось за ней всё переделывать, пока он не догадался оставлять в банке с солью самые крохи.
Так жили они долго, изо дня в день повторяя одни и те же ритуалы, пока Серёжа не сказал, что переезжает в Москву. Бабушка была как будто рада, а вот Витя… Витя был страшно зол. «Предатель» – самое невинное слово, которое тогда сказал ему брат. И Сергей правда чувствовал себя предателем, но не признался бы в этом никому и никогда. Он обещал, что будет помогать, приезжать… Но разве могли эти слова убедить в чём-то упёртого Виктора? Нет, Витя был не таким, чтобы доверять словам, особенно словам «паршивой крысы, которая бежит за первой попавшейся юбкой».
– Вот и катись в свою Москву! Ты ещё приползёшь! На коленях приползёшь, проситься назад будешь! Она тебя выдоит и выбросит! Ты ей нафиг не сдался, ясно тебе? Никому ты там не будешь нужен! Никому! – шипел на него Виктор, стараясь, чтобы бабушка в спальне не услышала их разговор.
– Не правда! Ничего ты не знаешь, ни о ней, ни о Москве, ни о жизни! – задыхаясь от гнева, хрипел Сергей, стараясь бросить каждое слово, точно камень, и вместе с тем боясь расплакаться от обиды на брата. В двадцать пять лет плакать мужику зазорно.