Лиефдэ Вур
Шрифт:
– С тех самых, когда ты ушла от меня, – он сделал глубокий затяг, – ты мне снилась ночами.
– Мне тоже, – она старалась не заплакать на улице.
– Целых полгода я просыпался холодный от страха, – его голос был обреченным, – и меня успокаивала Мари. Гладила по голове, говорила, что все будет хорошо, просила успокоиться. А у меня не получалось. Изо дня в день.
Окурок с горящим кончиком полетел в урну.
– Мы тогда не должны были расстаться так просто, – он вновь полез в карман, –
– Прости меня, дурочку! – ее слова были перемешены со страхом опять его «потерять», – я подумала…
– Когда это научилась так думать, чтобы просто так уйти от своего любимого человека?! – Джек негодовал, а Кэйлет старалась держаться увереннее, без выплескивания нашедших на нее эмоций.
– Я не знала…, – по щеке потекла первая слеза.
– А я знал! Знал, что все будет именно так. Поэтому просил, чтобы ты подумала. Но нет же! Ты была взрослой уверенной девушкой и сама все понимала! – глаза Джека побагровели.
– Я тебя люблю! – девушка выдавила из себя эти слова, но ее никто не услышал.
Они сели вдвоем на одну лавку, на расстояние вытянутой руки.
– И что теперь будем с тобой делать? – спросил парень.
– Я не знаю. Что хочешь…, – она стала очень грустной.
Аномальная жара или просто разгар летнего дня. На лавочке вдвоем, будто мало или вообще не знакомые люди. Кто бы смог простить человека, зная сердцем, что любит его. Кто смог бы обмануть себя дважды, забыв дорогу обратно. Как жаль, что многие часто используют принятые фразы давно. В кино, а может в театре, привыкли видеть, сидя с попкорном в руке, как люди, предавшие однажды, способны на дважды сделать такое. Прощать их нельзя, этот канон, как толстый ствол старого дерева в поле. Он сухой, и надо убрать, мешает.
Джек понимал, что тоже любит ее. Наверное, сам хотел бы вернуть время вспять и побороться тогда за нее. От криков тех дней: «Уходи, ты мне стал безразличен.» не осталось вообще ничего. Сердце рвалось, мелкие струны, от нее шел, не зная куда.
Тот здесь, как памятник в городе – ни к чему, пользы нет, но сидит глубоко.
Она понимала, как будет ей трудно вернуться вновь к нему после стольких дней. Они замерли в ожидании чуда, которое ушло, как ни странно, вместе с ним.
Вдвоем, неприкаянные судьбы для себя. Кто окажется смелее?
– Если ты собрался уходить, – девушка начала неуверенно, – можешь идти, но я бы этого не хотела, – она все так же пыталась сдержать слезы.
– Может и надо бы, но я пока хочу посидеть, – равнодушно ответил парень.
Из них окажется сильнее тот, кто больше хочет. Не каждая клятва в порыве эмоций, не каждая сила таится в словах.
Кэйлет не могла спокойно сидеть на месте, постоянно елозила. Наконец, она села поближе. В тени все равно было жарко. Еще ближе. Она сладко втягивала его парфюм. Еще ближе. Джек посмотрел на нее.
Она тоже смотрела на него, но взгляд выдавал. Очень робкий, смущенный и неуверенный. Они поцеловались в страстном касании. И это было обычным. Не для подтверждения слов, а для памяти в их след.
Они рядом сидели, обнявшись любя,
В их глазах не было огня,
Только горела искра
Он начинал загораться.
– Что это значит? – с улыбкой спросил Джек.
– Не знаю, – стесняясь, ответила Кэйлет, – если не нравится, то я не в силах тебя остановить.
– После такого, – парень пытался сделать суровый взгляд, – тем более не хочу, – и улыбнулся.
Схватка прошла, остались осколки гранат и патроны. Но кто же все-таки смог победить в этой неравной войне между любимыми?
– Становится очень жарко, – девушка пришла в себя, – может нам стоит зайти в кафе? Тут недалеко. Прохладные напитки и все такое.
– Если бы все произошло чуть раньше, то я бы побежал за тобой, – он задумался, – тем более у меня есть девушка, а поцелуй с тобой похож на измену, – парень резко замолчал.
– Да, может в этом и есть какая-то правда, но мы же никому об этом не расскажем, правда? – игриво спросила Кэйлет.
– Ну да, – ответил Джек.
– А теперь пойдем?
– Да.
Обязаны ли люди прятать свою любовь? Они точно должны прятать свои чувства, чтобы никто не увидел?
Первым кафе на их пути был «Тартаброс». В доме, где сверху жили другие семьи, он располагался удачно. Выход на улицу через коричневую дверь с прозрачными стеклами.
При входе вовнутрь, Кэйлет увидела за столом Марабеллу и какого-то мужчину, очень сильно похожего на писателя. Они сидели возле окна, где на столе стояла темная бутылка.
Она резко развернула к себе Джека.
– Скажи мне сейчас же, что очень сильно меня любишь! – ее глаза горели ярче, чем люстра над ними.
– Сначала ты, – ответил парень.
Он начинал смотреть по сторонам, оглядывая помещение кафе и людей, которых был не очень много. На минуту, девушка, которая сидела недалеко от них, показалась очень знакомой. Он хотел подойти и рассмотреть ее внимательнее, но не успел. Кэйлет уже целовала его, сильно прижимая к себе.
– Что это такое было? – изумленно спросил Джек.
– Ты же просил, чтобы я тебе призналась в любви? – она начала вытирать уголки губ салфеткой, которая оказалась у нее в сумочке, – что может быть лучше, чем вот такой сладкий поцелуй посреди кафе?
– Они же все, – парень окинул взглядом посетителей, – смотрели на нас.
– И что? Я не боюсь показывать своих чувств, – ее слова звучали гордо.
Джек посмотрел еще раз на тот столик, где сидела другая парочка. Но там никого не было. Ему показалось, что там была Марабелла и начал об этом думать, когда Кэйлет потащила его за собой к свободному столику. Официант принес закуски. Для него – мясной стейк, а для нее – голландскую вафлю с мороженым и бананом внутри.