Лихие лета Ойкумены
Шрифт:
— Кто бы меня, люди, похвалил так, как я себя поднаторел хвалить, — послышалось из толпы, которая, пусть и не очень еще, все же начинала беспокоиться.
— Да, то большая заслуга — быть сыном знаменитого мужа или мужем знаменитой в родах жены? Вы скажите, где он проявил себя как князь, ваш Келагаст?
— В сечах с обрами Келагаст был среди первых мужей. Именно на него князь Добрит возлагал наитруднейшие обязанности, именно его тысяча проявила себя грозой супостатов.
— Это правда, — поддержал кто-то сбоку. — Келагаст достойный муж, что
— Молод еще, чтобы быть всем предводителем. Пусть побудет князем на Дулебах и проявит себя как муж думающий.
Ведущий поднял меч, старался не дать разгореться пламени.
— Придет время, проявит. Был уже с князем Волотом у ромеев, видел и знает, что это за посольство, как должен держать себя на переговорах. Да и с Мезамиром ходил когда-то. Забыли разве?
— А чего ждать? — раздался звонкий голос. — Пусть сейчас предъявит себя, вот и посмотрим, какой из него муж думающий.
— Да! Острозора знаем, пусть предъявит себя Келагаст вот тогда увидим, за кого подать голос!
— Вы забыли, есть еще Зборко, князь уличей? — силился перекричать кто-то, но его не стали слушать.
Одни сказали: Зборко ничем не проявил себя, что свидетельствовало бы о его достоинстве, другие сделали вид, что не слышали о Зборке и добивались своего: пусть выйдет и предъявит себя Келагаст.
— Почему только Келагаст? Острозор тоже пусть выходит и предъявляет себя!
— Сказано ибо, Острозора знаем.
— Кто знает, а кто нет, пусть выходят оба!
— Раз так, оба пусть выходят!
Старейшина старался убедить вече в противном: разве это возможно? Где те, с кем должны бы состязаться один и второй, как мужи думающие?
— Пусть друг с другом состязаются!
— Но это — безумие! Кто истину установит?
— А народ! Вы, старейшины, зачем здесь?
Вечем правили хозяева — дулебы. Им не по нраву было такое требование. В словесном поединке с вечем и самый бывалый может опростоволоситься, а их князь не такой опытный и битый, чтобы найти в себе и достойный разум, и надлежащую выдержку и велеречивость. Поэтому и уклонялись от этого и отпирались, как могли. Пока те, что добивались словесного поединка с князьями, не достали болезненно.
— Дулебы привыкли быть главенствующим племенем среди антов и любой ценой хотят остаться им. Разве не видите: они простофилю готовы посадить на главенствующее место в нашей земле, только чтобы он был дулебом.
— Не забывайтесь, где вы и что говорите!
— А то, что есть. Пусть выйдут князья! Желаем иметь беседу с князьями!
— Князей на возвышение! Желаем видеть князей!
Кричали, казалось, все, и крик этот заставил уступить. Вышел и поклонился народу вечевому князь киевский Острозор, за ним — и Келагаст. Первый улыбался чему-то, второй старался скрыть смятение. Оно и не удивительно. У антов давно так заведено: пока тот, кого сажают на княжеский стол, не получил еще общего признания, непременно должен получить его. Такого зовут перед свои глаза и требуют представить себя в беседе, а уж как дойдет до беседы, всего
— Скажите, князья, — подал голос кто-то из думающих мужей, — уверены вы, что обязанность, которую возлагаем на вас, посильна вам?
— Уверенным может быть лишь тот, кто не знает, что это за обязанность, — ответил Острозор.
— А ты, Келагаст, что скажешь?
— Без веры не бывает уверенности, а без уверенности — победы. Кто верит, тот и способен победить.
— Верх! Келагаст взял верх! Кто еще желает выйти с ним состязаться?
Вперед выступил Светозар.
— Я.
Те, что были ближе и видели, весело, однако и не зло засмеялись.
— Молод еще. Рано совать нос в серьезные беседы мужей.
— Правда, ваша: я молод. Но вы не слыхали еще, что я хочу спросить у князей. Выслушайте, потом уже будете судить, следует или не следует совать мне в это дело нос.
— Пусть говорит, что там.
И Светозар заговорил с князьями:
— Сообщите нам, предводители росов и дулебов, как бы вы поступили, если бы кто-то из племен Антии захотел бы жить отдельно от всех других антов?
Князья переглянулись.
— Не тиверцы ли имеют такое намерение? Ты княжич с Тиверии, я не ошибаюсь?
— Да, я княжич с Тиверии, ты не ошибся. Зато ошибся в другом, Келагаст: выдал, кто ты есть. Среди мужей снова пошел смех.
— А что скажет князь Киева?
— Князь Киева не советовал бы такому племени выходить из братского единства и жить особняком, ибо оно неизбежно погибло бы.
— Верх! Князь Острозор взял верх!
— Да, — согласился Светозар. — Князь Острозор взял верх, хотя и сказал не все.
— Надо было бы еще поинтересоваться, — не стал ждать его приговора Острозор, — почему такое племя захотело выйти из братского единства?
— Да. Прежде всего, надо было бы поинтересоваться, что побудило это племя выйти из братского союза, и устранить причину этого побуждения.
Старейшины возбуждено стали переговариваться между собой.
— Еще есть что-то спрашивать, молодец?
— Есть. Князь — предводитель рати на поле боя, он же — и судья людей, которые в ссоре между собой. Каким должен быть князь-судья?
Острозор снова нашелся первый:
— Строгим и справедливым.
— А князь Келагаст что скажет?
— То же: должен быть строгим и справедливым.
— Жаль, если так, — не удовлетворился Светозар. — Мне кажется, что это не ответ. Строгость, пригожие князья, разная бывает. И справедливость тоже. Одна есть истина, другая лишь рядом с ней. Еще другая и вовсе далека от истины. Во всяком случае, у каждого своя строгость и своя справедливость. Вес имеет другое: князь-судья обязан судить так, чтобы тот, кто нанес обиду, не пытался наносить ее вторично, а тот, кого обидели, не отчаялся в существовании справедливости.