Лихие лета Ойкумены
Шрифт:
Поиграл сначала, проверяя, как воспримет окруживший народ его песню на мелодии, а потом подал и голос:
Земля, наша земля, Буйным цветом одетая. Почему ты нам, земля, Как сердечная рана? Кликом кровных зовешь, Как безлетье грянет, Солнцем в небе сияешь, Как на добро станешь. Как на добро станешь, Воздашь медом, Земля, наша земля, Благодатная мама! Ты одна на свете, ТыСтарый гусляр слушал пение Светозара с закрытыми глазами. Отрок тогда только заметил это, как прервал пение, а с пением и игру на гуслях. Заметил и смутился, однако ненадолго. Ибо гусляр улыбнулся и тотчас сказал:
— Вон ты какой! Чья же это песня? Среди поселенцев услышал или от кого-то из калик перехожих?
— Как вам сказать? Сама сложилась.
— Сама? Тебе, то есть принадлежит? Из твоих уст пошла?
Не стал ждать объяснений — без них, наверное, понял, что и как, поднялся, кряхтя, на ноги, взял Светозара за руку.
— Пойдемте. Пойдем, молодец, покажу тебя учителю нашему старейшине гусляров Будимиру. Пусть услышит тебя и побеседует с тобой.
Светозар не сопротивлялся, попросил лишь разрешения положить гусли в мех и пошел вслед за предводителем своим. Как же он был удивлен, когда увидел — старейшина гусляров слепой. Играл, когда приблизились, на гуслях, пел больным голосом, однако слепой был. Поднял непривычно высоко голову и смотрел в никуда невидящими глазами.
Гусляр-предводитель не остановил. Встал неподалеку и Светозару повелел встать и ждать удобного случая. А Будимир пел и пел, не так голосом очаровывал всех, кто был вокруг, как мелодией, добываемой из струн. Казалось, до сердца достают, словами говорят они у него.
— Старейшина, — нашел возможность и склонился к нему предводитель Светозара. — Я к тебе с челобитной.
— Какой, Чугайстро?
— Отрока-гусляра привел. Послушай, какие песни баюкают его мысли, и какая мелодия в его песнях.
Старейшина повел в ту сторону, где стоял Светозар, невидящими глазами, похоже, будто и, правда видел и старался разглядеть.
— Подойди, отрок, — сказал спустя. — Подойди и склонись ко мне, дай я посмотрю на тебя и узнаю, какой ты есть.
Светозар подошел и застыл перед ним на коленях. Будимир протянул сухие свои пальцы, ощупал лицо его, голову и потом отыскал запястья рук, долго и пристально искал линии на ладонях.
— Откуда будешь, молодец? Светозар сказал.
— А чей будешь?
— Сын княжеский Светозар.
— Мать Миловидой зовут?
— Да.
— Бывал я у вас… Садись, княжич, сын доброй матери и славного среди людей отца. Садись и спой нам то, что родил дух твой молодецкий.
Вокруг них собирался и собирался народ. Все это смущало Светозара, и он дольше, чем пристало, усаживался и пробовал струны. Когда решился, наконец, и хотел подать голос, оттуда, где стояло возвышение и откуда должны говорить с вечем, раздался клич:
— Внимание и повиновение!
— Погоди, отрок, — протянул старейшина высушенную годами руку, остановил его. — Зовут к послушанию, сейчас начнется вече. Будь здесь. После послушаю тебя.
— На вече мне надо быть около брата, старейшина.
— Вот
То, что говорили с вечевого возвышения, говорили известное уже: потребность земли и людей братских земель созвала всех в стольный город Волынь для важного дела. Суть его: на одного из князей земли Трояновой должны возложить сегодня обязанность быть ответственным за покой на рубежах, а затем за мир и согласие с соседями.
— Кто из ныне живущих князей достоин, быть таким? — спросил глашатай и обратился к старейшинам, которые сидели с правой стороны первыми. — Говорите вы, русичи.
Обычай повелел: старейшины родов должны выражать мнение большинства, выражать же его следует старшему. Поэтому на возвышение поднялся не князь — высокий многолетний старец.
— Поляне, росичи и втикачи, — сказал он, — признают целесообразным возложить эту обязанность на князя Тиверии Волота.
И дальше стал высказывать причины. Во-первых, князь Волот старший среди всех князей, во-вторых, по воле богов и обстоятельств ему и его племени пришлось сидеть на земле, которая испокон веков является проторенным путем для всех — тех, кто отправляется с мечом и копьем с запада на восток, и тех, что стремятся с востока на запад или с южных краев в северные. Вот и получается так, что ему больше, чем кому-либо, приходится стоять на страже покоя в земле Трояновой, именуемой иностранцами землей Антов. Следует принять на вид и то, что он вон, сколько лет достойно представлял себя в этом чуть ли не в самом трудном для князей деле. А если так, то почему бы именно ему не быть за это в ответе?
Старейшины полян закивали, переговариваясь меж собой, головами, их поддержали уличи, древляне. Тиверцы же и дулебы не высказали своего согласия — отмалчивались.
— А что скажут тиверцы? — спросили с возвышения. И снова встал и вышел с речью к вечу не сын княжеский — старейшина.
— Князь Волот повелел нам вот что сказать вече, когда будет об этом речь: он отказывается от обязанности главного князя в пользу князя росов Острозора, потому что не чувствует себя в силе брать такую обязанность. Князь росов является после него наиболее умудренным годами и опытом, ему, как и князю Тиверии, также постоянно приходится стоять на страже земли со стороны степи.
Когда спросили дулебов, те говорили дольше. Прежде согласились с мыслью киевлян: князь Волот, действительно, прилагал больше ума и силы, чтобы сберечь землю славянскую от вторжения чужаков, как со стороны степи, так и из-за Дуная. Он больше, чем кто-либо, умудрен посольским опытом переговоров с иностранцами, как и опытом походов ратных, ему и только ему следовало бы быть преемником князя Добрита. Но, увы, лета и труды надломили его силу, слышали ведь, еще раз явил нам свой ум — отказался от обязанности, которую хотим возложить на него.
— Разве есть резон в том, чтобы главенствующим князем у антов был князь Острозор?
Дулебский старейшина окинул всех пытливым взглядом и потом принялся произносить противоположные этой мысли резоны.
— Прежде всего, нельзя забывать, что угроза земли Трояновой с востока отпала: обры ушли за Дунай, а больше там некому угрожать. Второе, вторжение в земли братских племен наиболее вероятно ныне из-за Дуная. Где Киев, а где Дунай. Могут ли киевляне знать, что творится на этих рубежах, а потому и заботиться о покое на них? Третье, нельзя не брать в расчет, что наиболее надежными союзниками антов в столкновениях с Византией являются славяне-склавины. А к ним ближе всего стоят дулебы. У дулебов и только у дулебов сложились с этими соседями издавна хорошие отношения. Да и от Дуная дулебы не так далеко, как русичи, и соседи укоренились: когда есть необходимость вести с антами переговоры, надо отправляться к дулебам. А, кроме того, на княжеском столе у дулебов сидит сейчас достойный веры и доверия князь — Келагаст, сын знаменитого в наших родах посла и думающего мужа Идарича, брат безвременно погибшего Мезамира и муж дочери Добрита Данаи. Или этого не достаточно, чтобы удостовериться: у предводителя дулебов есть все резоны быть главенствующим князем у антов.