Лиходеи с Мертвых болот
Шрифт:
— Погаси факел, — пробормотал сотник и первым высунулся из-за колоссальной гранитной колонны, поддерживающей своды дома (именно она скрывала люк в подвал).
Пробравшись по коридору, освещенному четырьмя чадящими светильниками из прозрачного камня в виде голов доисторических чудищ, мы направились на звук негромких голосов, раздававшихся из соседнего помещения, вход в которое задернут был портьерами.
— …Это последний наш разговор, милое дитя, — тихий голос немощного старца со смертного одра еле-еле достигал наших ушей.
Заглянув за портьеру,
— Кто это? — прошептал сотник, и в его голосе послышалось безмерное удивление и восхищение.
— Это дочь ясновельможного пана… — пояснил я.
— Значит, это подруга моей дорогой Яди, — прошептал сотник.
— Тихо! Послушаем, что говорит мой хозяин.
— Дочь моя, я дарую тебе самое дорогое, что осталось в нашем доме. Это серебряное распятье. Запомни, оно всегда должно находиться на твоей груди. Не расставайся с ним никогда. Пусть оно сопровождает тебя на этом свете и на том. Это все, что я могу… Прости!..
— Отец, отец! — безутешно зарыдала паненка, и распущенные белокурые волосы прикрыли ее милое заплаканное лицо.
— Она прекрасна! — опять прошептал сотник. — Но моя Ядя еще краше.
— Пошли отсюда, а то мы перепугаем ее до смерти. Она жуткая трусиха, — сказал я, уводя сотника из апартаментов Бельского. — Помню, как в детстве она чуть не умерла от страха, когда мы с Яном и Степаном — ее братьями — устроили небольшое костюмированное представление…
— Так-так, — заинтересованно промолвил сотник, на глазах превращаясь в доброго и веселого парня.
— Мы надели маски, изображавшие отвратительные морды мифологических чудовищ, и пробрались в спальню Зоси.
— И что же?.. — живо воскликнул сотник.
— Ее потом целый день отпаивали успокоительными настойками, до того она перепугалась. Да, беззаботные были времена…
— Какая прелесть! — прошептал сотник и мечтательно закрыл глаза.
Я так и не понял, к чему относились его слова. К самой пани Зосе или к истории, которую я рассказал…
Встреча с отцом получилась у меня теплой и даже нежной. Вообще-то, мой старик был человеком не сентиментальным, но даже его проняло, когда я неожиданно возник перед его глазами.
— Так можно сделать человека заикой, — проворчал он, и даже за этими словами я почувствовал всю его радость от нашей встречи. А обо мне и говорить нечего — я просто прослезился и, украдкой смахнув слезы, припал к руке отца.
— Тяжелые времена, великие страдания настали для всех нас, — поведал мне отец, когда первые радостные минуты нашей встречи прошли. — Крестоносцы пробрались в самое сердце Речи Посполитой. Да и в замок, где ты родился, они проникли обманом и подкупом. Захватив его, они выгнали всех обитателей. Хорошо, что семью пана Бельского приютил литовский князь Витовт — соратник по походам…
— Что нужно крестовому воинству от семьи Бельского? — поинтересовался я.
— Им
— Нет, этого я не знал.
— Да, литвины вывезли все рукописи, а пан Здислав в это время лежал раненый в лесу, где я случайно на него и наткнулся. Я помог ему, излечил от ран, а он, помня добро, спас меня из застенков князя Смоленского. Вот и все…
— Как же перенес изгнание из родового замка пан Здислав?
— О, он был не в себе от праведного гнева. Он поклялся, что десять рыцарей ордена меченосцев заплатят за это своими головами! Но все эти волнения очень подорвало его здоровье…
— К сожалению, отец, пан Здислав скончался… — объявил я печальную новость.
— Как?.. Бедная паненка! Бедные Ян и Степан! Они так и не успели прибыть к нам, чтобы закрыть отцу глаза… — запричитал отец.
— И в этом виноваты все те же крестоносцы, — резюмировал я. — Они обложили поместье со всех сторон…
— Проклятье всему их мерзкому роду! — подняв глаза к небу, прошептал отец. — Но ничего! Библиотеку они никогда не получат!
— А ты знаешь, где она? — насторожился я.
— Об этом знал только пан Здислав… — покачал головой мой отец.
— Да, тайны умирают вместе с их носителями, — подумал я вслух».
(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)
Глава 8
РУСЬ. ВОЕВОДИНЫ ЗАБОТЫ
Приказная изба, в которой сидел сам воевода и вершил свои дела, располагалась в самом центре деревянного кремля рядом с каменным пятиглавым собором — предметом гордости местных жителей. Строился собор на деньги купцов — те неожиданно загорелись мыслью перещеголять другие города.
На площади перед избой заплечных дел мастер порол розгами нерадивого должника, не внесшего вовремя деньги. Палач относился к порученному заданию прилежно и добросовестно, орудовал своим инструментом ловко и справно. Тот же, кого пороли, столь же прилежно был занят тем, чем и положено в его положении — громко стонал и после каждого удара вскрикивал что есть мочи. Пощады он не просил — бесполезно, да и не положено.
Народ толпился перед воротами воеводиной приказной избы. Так было принято, что за забор пускали только лишь по приглашению дьяка.
Люди были ко всему привычные. Иные — с жалостью, иные — с любопытством взирали на порку. Некоторые незаметно потирали спину, вспоминая о батогах, которые проходились по ней в прошлом, или о тех, которым суждено пройтись в будущем. Быть поротым по гражданским законам вовсе не считалось зазорным. А если тебе, будь ты хотя б и знатного рода-племени, батоги назначал сам царь-батюшка, почитали их за честь, считали свидетельством заботы монаршей.