Лиходолье
Шрифт:
Чуть осовелый взгляд разных глаз остановился на измятом льняном подоле, прикрывающем мои ноги, Викториан вздохнул, усилием воли возвращая себе шаткое подобие спокойствия, и негромко попросил:
– Покажи колено.
– Зачем? – подозрительно осведомилась я, неосознанно отодвигаясь подальше от слегка покачивающегося змеелова.
– За надом! – неожиданно громко рявкнул Вик, почти что падая на колени перед лавкой и одним движением задирая мне подол едва ли не по пояс. Я испуганно пискнула, пытаясь оправить платье, но дудочник не дал, крепко удерживая скомканную материю
– Только если пытаться встать, – тихо ответила я, перестав судорожно цепляться за подол и переводя взгляд на склоненную голову Викториана. – Думаю, что послезавтра уже смогу нормально ходить, а может, даже танцевать.
– Мне бы потребовался месяц, – невесело усмехнулся змеелов, выводя чуткими пальцами музыканта невидимые узоры на золотой чешуе.
– Ты промахнулся, – в тон ответила я, осторожно перехватывая его ладонь и убирая ее со своего колена. – Вот на столечко… Потому я заработала всего лишь сильный ушиб, а не что похуже.
– Знаешь… я этому рад. – Вик уселся прямо на дощатый пол рядом со скамейкой, порылся в глубоком кармане темно-серого камзола и протянул мне плотно закупоренную пробкой стеклянную баночку, в которой находилась какая-то мазь ядовитого желто-зеленого цвета. – Держи. Вещь хорошая, на себе когда-то опробовал. Причем не раз и даже не два. Только ее лучше мазать все-таки не на чешую, а на кожу. – Он усмехнулся и небрежно облокотился о лавку. – Через шассью чешую, боюсь, не подействует.
– Ну, от чешуи-то избавиться недолго, – улыбнулась я, забирая баночку и взвешивая ее на ладони. Странно легкая, будто бы пустая. – Куда потом только эту сброшенную шкурку прятать?
– А давай ко мне в карман? – оживился змеелов, демонстративно расстегивая клапан на боку камзола. – У меня ее точно никто не найдет. А если и найдет, то лишние вопросы задавать побоится.
– Я подумаю.
– Подумай, – важно кивнул дудочник. – А пока ответь мне на один вопрос – шассьи глаза могут только отличать своих от чужих или видят нечто большее? Отражение мыслей? Чувств? Души?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но не успела.
Что-то с грохотом перекатилось по дощатому полу в коридоре, затем дверь распахнулась, и на пороге возник Искра, сопровождаемый нервно кудахтающей бабкой, которая безуспешно пыталась ухватить харлекина за рукав рубашки и не пустить в снятую им же комнату. Дудочник мгновенно оказался на ногах, умудрившись как-то между делом одернуть мне подол, пряча змеиную чешую под серым льном, и встал напротив оборотня, уже держа в опущенной руке длинную узорчатую флейту.
В комнате сгустилась напряженная тишина, которая в любой момент могла заполниться шумом безобразной драки или же песней инструмента змеелова, – все зависит от того, кто успеет раньше…
Неожиданно что-то завыло за окном, да так длинно, протяжно и прочувствованно, что у меня спина мгновенно покрылась холодным потом, а на затылке, у самого основания черепа, наросла шассья чешуя, скрывая наиболее уязвимое место. Бабка охнула, закрестила воздух перед собой
Хлопнула тяжелая дубовая дверь, загремел, задвигаясь, кованый засов.
– Добро пожаловать в Лиходолье, – криво усмехнулся дудочник, по-прежнему не сводя взгляда с пригнувшегося, напряженного, вот-вот готового броситься харлекина, в лисьих глазах которого нет-нет да и проскакивали голубые искорки морозного огня. – Похоже, что вы здесь будете желанными гостями…
– Я… предупреждал… – Низкий голос Искры скатился до вибрирующего горлового рычания, с лязгом сомкнулись пальцы, увенчавшиеся длинными железными когтями.
Треск, будто бы где-то у реки сломалось дерево, и сразу вслед за этим – перекатывающийся над водой звонкий заливистый хохот, от которого у меня волоски на всем теле встали дыбом. Змеелов побледнел, одним движением убрал мои ноги со скамейки и высунулся в окно едва ли не по пояс, мгновенно позабыв о разозленном железном оборотне, оставшемся за спиной. Искра качнулся было вперед, но я остановила его одним резким окриком и, потеснив дудочника, выглянула на улицу.
По колдовской «сети», которая была натянута меж заостренными «верстовыми столбами», пробегала дрожь, как будто кто-то изо всех сил дергал за крупноячеистое полотно, пытаясь не то вырваться из ловушки, не то прорвать преграду. На моих глазах ближайший столб с громким треском разломился от основания до самой верхушки, выкрашенной в красный цвет, и не распался надвое лишь благодаря железным кольцам, опоясывающим мореное дерево в нескольких местах. Викториан громко выругался, на этот раз уже без малейшего стеснения, и, подхватив трость, направился к двери, да так быстро, что мой оклик задержал его у самого порога.
– Вик, ты куда?
– Искать, кто пытается сломать обережный круг. – Дудочник обернулся, скользнул взглядом за окно. – Если преграда падет, то прежде, чем ее восстановят, в Славению столько дряни переберется, что думать страшно. Не хотелось бы воевать с нечистью у своего порога и вдоль каждой дороги.
– Я с тобой!
– Куда?! – Искра оказался рядом со мной раньше, чем я успела что-то возразить, холодная металлическая ладонь до боли сдавила мое плечо, впиваясь кончиками когтей в кожу. – Нас это не касается, пусть сам разбирается с тем, что наворотил Орден.
Синие искры в лисьих глазах разрастаются, становятся ярче. В этом сиянии безвозвратно тонет человечий взгляд, остается только харлекиний – яростный, злой. Оскорбленный. Точно так же Искра смотрел на меня с порога моей комнаты в загрядском зимовье, когда пришел навестить после похорон Ровины – и увидел меня в лирхиных украшениях, с тяжелым посохом в опущенной руке. Мы тогда не просто поругались – едва остановились в шаге от драки, когда харлекин уже почти что сбросил человеческий облик, а мои руки были до локтей покрыты шассьей чешуей. Нас пристыдил Михей-конокрад, как нельзя кстати заглянувший на шум и не побоявшийся встать между готовыми вот-вот подраться шассой и железным оборотнем. Великой смелости человек…