Лихое время. «Жизнь за Царя»
Шрифт:
– Ну, впрямь, – отмахнулся Лыков-Оболенский. – Ничего бы князь нам не сделал. Он совестливый был.
– Господа, Пожарский и его мужицкая армия – это вчерашний день, – сказал самозваный глава Думы полковник Струсь. – Что мы ответим посланнику короля Сигизмунда? Он ждет точного ответа – за кого заручатся московские правители?
– Ох уж, государи мои, – покачал тучным чревом боярин Салтыков. – Никак я этих поляков не пойму. Все-то у них не как у людей! Сын супротив отца пошел – куда ж это годится?
– Это, господин боярин,
– Рокош-мокош, – проворчал Мстиславский. – Напридумывали слов-то, ровно кружев наплели. Так бы и говорили – измена!
– Чья бы корова мычала… – язвительно сказал Мосальский. – Уж ты-то государям не изменял? Сам-то Ваське Шуйскому кланялся, а потом его же и в монастырь отправил!
– Ты, князь, говори, да не заговаривайся, – мрачно усмехнулся Федор Мстиславский. – Шуйскому я отродясь не кланялся. Он мне кланялся, когда в цари решил лезть. И Васькой ты его не называй! Какой бы ни был, а царь!
– Ты что, князь, меня учить вздумал? – гневно вскинулся Мосальский. – Да я…
– Что, ты?! – рыкнул князь Мстиславский, поднимаясь с места.
Длинный, как оглобля, Мосальский против мощного Мстиславского – как щенок супротив овчарки. Какое-то время два князя стояли, пронзая друг друга взорами, Мосальский – бешено-яростным, Мстиславский – спокойно-насмешливым. Наконец Мосальский сел, не желая ссориться дальше. Если Федор Иванович вызовет его на Суд Божий, не сдобровать…
Полковник, с удовольствием наблюдавший за маленькой сварой бояр, продолжил разговор.
– Королевич Владислав ваш законный правитель. Так, князь Федор? Так, князь Даниил? – спросил Струсь, посмотрев на Мезецкого. – Вы, господин окольничий, почему-то молчите…
– А о чем говорить? – усмехнулся князь. – Сидим, из пустого в порожнее переливаем. Верно, господин полковник, изволишь сказать – наш законный царь Владислав. Только толку-то от этого? Где он, царь-то этот?
– Как это понимать, князь Данила? – кхекнул Мстиславский. – В грамоте, которую мы с Желтовским подписывали, чьи подписи стоят? Твоя, моя да Шереметева. Василь Васильич Голицын в Польше пребывает, не то – в гостях, не то в плену, а остальных, кроме Телепнева, уже и в живых-то нет. Ну-ка, Васька, вспомни грамотку-то.
Василий Телепнев, единственный из думных дьяков, оставшийся в живых, тотчас же открыл небольшой сундучок. Вытащив свиток, развернул и стал читать:
– По благословению и по совету святейшего Ермогена, патриарха Московского и всея Руссии, и всего освященного собора и по приговору
– Хватит, – оборвал Мстиславский. – Вишь, от имени всего народа призвали мы Владислава на царство. Стало быть, его и должны поддерживать… А сын он Сигизмунду али не сын – дело десятое.
– А чем поддерживать-то? – угрюмо спросил Мезецкий. – У меня, Федор Иванович, боевых холопов десяток остался. Всей дворни душ сорок наберется. Положим, у тебя сотня…
– Меньше… – дернул бородой князь Мстиславский. – Откуда сотне-то взяться? Ладно, если пятьдесят наскребу. А боевых холопов – всего двое осталось.
– Вот-вот, – сказал Мезецкий, обводя взглядом Боярскую думу. – У кого, господа бояре да окольничие, войско есть? Может, в погребе али у жены под юбкой? У полковника нашего, пана-боярина Струся, сколько народу осталось? Тыща? Две?
– Мои жолнеры и гусары – моя забота, – горделиво сказал шляхтич. – Сколь ни есть, а все за Владислава в бой пойдут!
– Вот как пойдут, так и помрут, – усмехнулся самый молодой из бояр – Иван Никитович Романов, младший брат ростовского митрополита Филарета. – У боярина Струся три сотни гусар да полтыщи пешцев осталось. Москву в узде держать да нас, грешных, – может, и хватит. А если в бой идти, мало.
– Так что, под Сигизмунда идти, под католика? – угрюмо обронил Воротынский.
– А Владислав-то уже православие принял али как? – насмешливо поинтересовался Романов.
– Не может принц Владислав православную веру принять, пока он в Москву не прибудет, – раздраженно отозвался Струсь, пытаясь невесть в какой раз объяснить боярам политическую ситуацию. – Король Сигизмунд занял все дороги. Пока принц войска не соберет, короля не разгромит, все по-старому будет.
– Ну, так мы не против, если королевич короля разгромит, – изрек друг и родич Романова боярин Шереметев. – Вот разгромит – пущай православие примет. А лучше пусть сразу принимает. Тогда милости просим на царство. Тогда и думать будем. От нас-то, господин наместник, ты чего хочешь?
– Ну, неужели не ясно, ясновельможные паны бояре? Хочу, чтобы вы, правители московские, денег дали, чтобы принц Владислав сумел войска собрать, – сдерживая накипавший гнев, сказал полковник. – А вы, господа, обязаны дать деньги своему государю!
В палате сразу же стало шумно. Вообще, деньги лях просит давно, а где же их взять-то? А коли у бояр что-то и осталось, так не дадут…
– Ну, с деньгами-то войско и дурак соберет! – усмехнулся боярин Романов. – Пусть королевич без денег попробует…