Лихоманка
Шрифт:
«Чума на обе ваши дачи! Пред. Прав. Вас. Голышкин».
Феликс в этот конфликт не встревал. В сердцах только обозвал особняк Чистовских «Титаником» и больше в этом вопросе жену не поддерживал.
Словом, публика в поселке подобралась самая разношерстная. Тут и бывшие олимпийские чемпионы, и отставные военные корреспонденты. Ну и писатели с поэтами наблюдались. Не без этого.
Небо над Змеиным болотом даже светлыми летними ночами почему-то всегда темное. Ощущение, будто болотные испарения поднялись в воздух и сконцентрировались там
Ночами в поселке темень беспросветная. Фонари на столбах лишь обозначают улицы, отнюдь не освещают.
На этот случай у предусмотрительного Феликса всегда в кармане куртки фонарик. Небольшой, но достаточно мощный. Само собой, тоже со свалки. Какой-то спесивый олигарх выбросил. Сели батарейки, вот и выбросил. Им, этим новым русским, хозяевам жизни, проще новый купить. Жуть какая-то! Все равно, что выбрасывать машину только потому, что пепельница забилась окурками.
Куприна подобное поведение просто возмущало. До глубины души. Зажрались люди. Ничего не ценят. Ни вещей, ни предметов, ни друг друга.
— Помоги-ите-е!!!
Вдруг донеслось до ушей Феликса. В это мгновение он уже возвращался с поселковой свалки. С пустыми руками. Что случалось чрезвычайно редко.
Кричала девушка. Где-то на другом конце поселка.
«Наша вторая северная! Дача соседа Шагина!» — сходу опытным ухом определил Куприн. Несмотря на солидный возраст у него был отличный слух.
Тишину поселка мгновенно взбулгатил низкий сиплый лай Крепа, угрюмого пса, на цепи охранявшего домик поселкового сторожа Миши, мимо которого в данную минуту проходил Феликс.
Крепа, естественно, тут же горячо поддержали на все лады лохматые хвостатые со всех улиц поселка. Несколько заполошных летучих мышей заметались между крышами домов и деревьями.
— Люди-и! Помогите-е! — продолжала кричать девушка.
Феликс двинулся, было по Бродвею к своей второй улице, но почему-то замедлил шаг. Потом вовсе остановился. И еще раз прислушался.
Что-то не устроило в этом крике. Не было в нем, как показалось Феликсу, подлинного страха. Девушка кричала слишком обыденно. Скорее обозначала. Формально, одним словом.
«Без божества, без вдохновения!» — отметил про себя Феликс.
Он некоторое время стоял в задумчивости посреди Бродвея. Размышлял, как поступить дальше?
Активная жизненная позиция так и подталкивала к дому соседа Шагина. Пойти разобраться с манкуртами. Наверняка Шагин опять отдал ключи от дачи каким-то приятелям своего сынка. Он и раньше еще при жизни сына практиковал подобную порочную практику. Сам уезжал в Москву. Наверняка, сегодня именно этот вариант.
Резвятся мутанты-манкурты! Пора положить конец этому беспределу!
С другой стороны наступало время вечернего чая. Отменить эту процедуру Феликс не мог, ни при каких обстоятельствах.
Кружка
Именно потому был всегда энергичен, деятелен и абсолютно здоров. Несмотря на свои семьдесят два года.
Он подождал пару минут и, круто развернувшись, направился на свою улицу. Но пошел не как обычно, решил сделать крюк, обойти стороной дачу Шагина. Почему-то не хотелось проходить под его окнами. Не хотелось и все тут!
— Что там опять? — недовольно спросила Дора, не отрывая взгляда от экрана старенького телевизора «Рекорд». Тоже с общей свалки, разумеется.
— Манкурты развлекаются, — буркнул Феликс.
Манкуртами или мутантами Куприн крестил направо и налево всех, кому меньше двадцати пяти. И был тысячу раз прав.
— Я им, мерзавцам, скоро устрою! — мрачно пообещал Феликс.
— Я приглашаю вас на прогулку!
Упругие сосновые шишки одна за другой с гулким стуком бились в стекло окна дачного кабинета, падали вниз на капот и крышу старенькой «Оки». Сидевший до того в глубокой задумчивости, почти в прострации, в каком-то тупом оцепенении, Валера Шагин от неожиданности вздрогнул и быстро выглянул в окно.
На улице перед домом прямо под его окном в ослепительном свете утреннего солнца стояла весело смеющаяся Маша.
Казалось, она сама излучает солнце, светится изнутри.
— Я приглашаю вас на прогулку!
Валера засуетился, сунул зачем-то в зубы трубку, потом положил обратно на стол и, шлепая по лестнице старыми тапочками, спустился вниз. Вышел по двор.
Пока шел до калитки, успел согнать с лица глуповатую улыбку, которая неизменно появлялась на его лице при виде Машеньки. Он это знал. Боролся с этой идиотской улыбкой, мобилизую всю силу воли. И постоянно терпел поражения.
Шагин подошел к калитке, настежь распахнул ее.
Маша стояла посреди улочки в простеньком желтом сарафане. Одной рукой подбрасывала на ладони шишку, другой отгоняла от лица надоедливого комара.
Конечно, улыбалась. Она всегда улыбалась.
— Ну! — весело спросила она.
— Куда? — едва заметно поморщившись, поинтересовался Шагин.
В это утро ему совсем не хотелось куда-то идти. Настроение не соответствовало.
— Просто так, прогуляться.
Писатель и издатель Валерий Шагин секунду помедлил. Посмотрел на свои ноги. На старые домашние тапочки, которые сопровождали его по жизни постоянно. В поездах, гостиницах, на даче.
— Надо что-нибудь надеть, — неуверенно пробормотал он.
— Ладно вам! — решительно заявила Маша. — Идем, как есть. Босиком.
Шагин удивленно поднял брови. Простейшая мысль, что по земле можно ходить просто босиком, давно уже не приходила ему в голову.
— Выбросите свои древние тапочки! — засмеялась Маша. — Вы в них похожи…