Лихоморье. Трилогия
Шрифт:
Упырь выглядел полусонным, но это от того, что Мортем уже наложил на него свое заклятье, и тот теперь подчинялся Божене.
Перед тем, как цепь обвилась вокруг запястья Джона, муж улыбнулся ей и заверил, что теперь наберет для нее недожитка на сто лет вперед. Потом его взгляд потух и потяжелел, а глаза потемнели и налились кровью. Все слова, сказанные Джоном впоследствии, ему уже не принадлежали, фразы были односложными и звучали вымученно.
Под призрачным светом лукоморской луны ярко блестели цепи – и та, что соединяла Божену с Мортемом, и та, что скрепила Джона с упырем, но едва Божена с мужем вернулись в свою комнату, от цепей остались лишь темные полоски на запястьях, а упырь превратился в тень Джона –
Зато недожитка стало вдоволь: теперь Джон извлекал его из тел умерших, забирая все без остатка. Склоняясь над гробом, он целовал покойника прямо в губы, причем бесстыже и жадно, словно пытался их откусить. Это вызывало ропот и негодование среди скорбящих, но открыто никто не возмущался: не принято ведь у гроба, да к тому же, каждый от горя может разум потерять.
И все-таки Джон навлек на себя подозрения: однажды выкопал из могилы только что погребенного покойника, на чьи похороны прийти вовремя не успел, и высосал из него недожиток. Дело было уже после заката, но еще не стемнело, и кладбищенский сторож наблюдал эту картину из укрытия, а затем донес в полицию. Там ему, конечно, не поверили и решили, что сторож допился до белой горячки, но по городу поползли слухи о вурдалаках и вампирах – тогда пошла мода называть упырей на западный манер. Божена просила Джона быть осторожнее, но тот не слушал, ведь это был уже не совсем Джон. Он все больше дичал, сторонился людей и вскоре совсем переселился на кладбище, однако исправно приносил недожиток. Флакон-накопитель ему был не нужен, он просто блевал недожитком у порога комнаты и сразу уходил, а потом Божена с помощью флакона собирала кристаллы с пола.
В местной газете написали о банде вандалов, разоряющих могилы, эту новость обсуждали на каждом углу, нашлись очевидцы, утверждавшие, что вандалы ни при чем, и на кладбище орудует самый настоящий упырь, обгладывающий мертвецов до костей. Божена запретила Джону приходить на постоялый двор, опасаясь, что его одежда, вымазанная землей, и дикий взгляд привлекут внимание. Они стали встречаться в переулках и подворотнях, куда она призывала его с помощью заклятья, и он всегда приходил. Заклятье работало исправно, но однажды Джон не появился. Божена тщетно прождала его весь день в темной арке и вернулась к себе ни с чем, а наутро в свежей газете прочла новость о том, что на кладбище был найден мужчина, убитый полутораметровым осиновым колом, которым была пробита его грудная клетка в области сердца.
Джона Вуда похоронили, как неопознанный труп, на муниципальные средства. Перед этим его тело долго лежало в трупохранилище, называемом в народе «божьим домом», где за зиму скопилось немало покойников, и всех их закопали по весне в общей могиле.
«Божий дом» принадлежал местной церкви. Божена обратилась к одному из священников с просьбой позволить ей посмотреть на трупы, соврав, что разыскивает пропавшую знакомую. Тот намекнул, что готов помочь, но не бескорыстно. Так Божена в последний раз увидела своего прежнего Джона, правда, глаза его были закрыты, а спокойное, умиротворенное лицо, ничего не выражало.
Уходя, Божена обратила внимание, что священник беседует о чем-то с прихожанином, что-то обстоятельно объясняет ему. Она остановилась неподалеку и прислушалась. Оказалось, этот прихожанин собирался оставить завещание у священника, который оказывал такие услуги за некоторую плату.
Завещать Божене было нечего, но информация
Священник носил фамилию Козельский и стал первым членом основанного ею общества. Благодаря ему у нее не только не иссякал запас недожитка, но и появились немалые средства для организации деятельности, направленной на воплощение новой мечты, родившейся у нее в день смерти Джона: Божена собиралась покончить со своей зависимостью от нечистой силы и подчинить себе эту силу однажды и навсегда.
Но для начала она задумала подчинить Козельского, ведь для великих свершений ей требовались помощники. Однако для воздействия на него женскими чарами священник был уже староват, да и чрезмерная практичность едва ли позволила бы ему безудержно влюбиться. Но Божена предвидела, что перед недожитком он не устоит. Хоть Козельского и не кусал упырь, но ему шел уже седьмой десяток, и он наверняка задумывался о приближавшейся кончине.
Вдохнув серебристый порошок из флакона, Козельский почувствовал себя лучше, у него перестали хрустеть суставы, обострились зрение и слух: это заставило его поверить в рассказ Божены о чудодейственном свойстве недожитка, который он высоко оценил.
В свете радужной перспективы вечной жизни изобретательный мозг Козельского заработал на всю мощь. Священник перевоплотился в нотариуса, открыл контору в одном из двух недавно отстроенных торговых домов на Чернавинском проспекте, и занялся подделкой завещаний. Божена не вникала в фокусы, которые клерк вытворял с документами клиентов, она сосредоточилась на привлечении новых помощников, и вскоре у нее появились свои люди почти во всех торговых точках, расположенных в том же здании, где и нотариальная контора Козельского.
Они тогда на славу потрудились в том городке, пока в их ряды не затесался предатель и чуть не сгубил всех. Божене пришлось бежать и вновь пересекать одну границу за другой, благо средства позволяли. Преданный Козельский не раздумывая последовал за ней. Остальные отказались, и пришлось распрощаться с ними: Божена не могла позволить им, посвященным в ее тайны, продолжать жить дальше. Нотариус все быстро уладил, ему было не привыкать. С тех пор он сопровождал ее всюду, и она доверяла ему больше, чем кому бы то ни было.
Спустя сто лет Божена вновь вернулась в город, в котором все началось, и верный Козельский вместе с ней. Все эти годы он служил ей верой и правдой, удивляя собачьей преданностью.
Вот и теперь нотариус стоял у порога, не смея шелохнуться и потревожить ее думы. Интересно, как долго они длились?
Вынырнув из воспоминаний о прошлом, Божена пришла в ужас: истекло два часа с тех пор, как Козельский принес чемодан-портал, а она совершенно забыла о Марке!
Взметнувшись с дивана подобно потревоженной птице, Божена бросилась к чемодану, откинула крышку, и тотчас оттуда на нее хлынуло зеленое сияние.
15. «За одного битого двух небитых дают»
Гена никогда не отличался ловкостью, а угловатостью и медлительностью мог посоперничать с богомолом. Суставы у него скрипели, как надломленные сучки, но не от возраста (ему не было еще и двадцати), а от частых вывихов в детстве, когда он пытался подражать своим более ловким сверстникам, гонявшим по самым труднодоступным местам города на роликах и скейтбордах.
«Гена – вывихни колено», – так его друзья и прозвали. Он не обижался и никогда не жаловался на судьбу, даже научился сам себе вправлять вывихи и привык к мелким травмам, поэтому многократное падение с крыши ведьминского дома не могло заставить его отступить от намеченной цели.