Лихорадка в крови
Шрифт:
Лицо Фольке посерело от страха.
— Он… он мертв? — спросил он, губы едва повиновались ему.
— Мертвее не бывает, — грубо ответил Доминик. Он задрал рубаху на спине Ёте, и все увидели глубокую колотую рану.
Воротился Иене.
— Лошади нигде нет, верно, она убежала, — сообщил он.
— Забудь о ней, — сказал Доминик. — Мы ее больше не увидим. Для них каждая лошадь на вес золота.
— Идемте скорей отсюда! — Фольке зарыдал в голос.
—
Страшная картина всплыла в памяти у Виллему. Запорошенная снегом земля. Холодное, безжизненное тело Эльдара Свартскугена. Она вспомнила, как судорожно таскала камни. Слез у нее тогда не было, в сердце царила пустота.
Та утрата оставила болезненный след в душе Виллему, хотя Эльдар был ее почти что детским увлечением. Разве можно было сравнить ту влюбленность с огнем, который бушевал теперь в ее крови?
Виллему отошла в сторону, чтобы справиться с волнением, охватившим ее после слов Доминика.
Только теперь Йенс понял, что случилось. Добряк не удержался от слез.
Он громко всхлипывал, таская камни на маленькую площадку, которая показалась им подходящей для захоронения. От него не отставали все, даже Виллему, хотя воспоминания о прошлом были для нее мучительны.
Доминик бросил взгляд на ее угасшее лицо и сразу все понял. Он положил руку ей на плечо.
— Отдохни, Виллему. Мы справимся без тебя, — мягко сказал он.
Виллему опустилась на землю, благодарная ему за такое участие.
Доминик тоже вспомнил, как она шла по заснеженной равнине, где свирепствовала буря; пальцы Виллему были ободраны в кровь — ей пришлось таскать камни, чтобы похоронить своего возлюбленного. Доминику стало тогда бесконечно жаль ее, а ведь она любила другого. Теперь она любит только его, хочет принадлежать только ему, а он не имеет права даже прикоснуться к ней.
Сердце у него сжалось от боли. Как жестока бывает жизнь!
Ставить крест было некогда, но Доминик срезал толстый сук, вырезал на нем имя Ёте и воткнул в камни.
— Виллему, прочти молитву, — попросил он.
— Я? — Виллему была испугана и смущена.
— Ах, да, прости, — пробормотал Доминик.
Он всегда забывал, что хотя они трое — он, Никлас и Виллему — в одинаковой степени несли на себе печать Людей Льда, он и Никлас могли спокойно заходить в церковь и молиться со всеми, тогда как Виллему что-то всегда удерживало от молитвы.
Он сам прочел заупокойную молитву, отряд мог ехать дальше. Доминик приказал Йенсу, который ехал теперь последним, связать
Но и несмотря на это, Йенс без конца озирался по сторонам.
Они ехали гораздо быстрее, чем раньше, но вскоре были вынуждены остановиться из-за темноты.
В поисках места для сна Виллему растерянно подошла к опушке поляны.
— Нет, — сказал Доминик. — Теперь ты должна держаться ближе к нам. Иди сюда и ложись между Кристоффером и мной.
Виллему с облегчением повиновалась ему.
Все молчали, потрясенные смертью Ёте. Виллему жалела, что была с ним так сурова, но как иначе могла она удержать на расстоянии мужчину, который готов был каждое ее слово расценить как призыв?
Теперь он уже никогда не будет очаровывать служанок. И никогда не увидит красивых девушек Смоланда.
— Это были они? — выдавил из себя Йене давно мучивший его вопрос.
— Да, это были вольные стрелки, — ответил Доминик.
— Откуда они здесь взялись?
— Сам не понимаю. Но они знают здесь каждую тропинку.
Все молчали, но думали об одном: сколько же времени вольные стрелки шли за ними по пятам?
Каждый вдруг почувствовал себя маленьким и беспомощным среди этих черных склонов.
— Надо выставить дозор, — сказал Доминик. — Как только рассветет, тронемся в путь.
— Скорей бы рассвело, — произнес дрожащим голосом Фольке. — Неохота оставаться здесь даже лишнюю минуту.
Все разделяли его страх.
Виллему прижалась к спине Доминика: несмотря ни на что, она чувствовала себя счастливой.
— Ну, ну, — строго предупредил ее Доминик, — я не это имел в виду. У нас тут как-никак солдатский привал, а не спальня новобрачных.
Виллему чуть отстранилась от него. И все же они лежали совсем рядом.
Доминик вызвался первым сторожить отряд, и Виллему предложила бодрствовать вместе с ним. Однако Доминик решительно отказался использовать ее в качестве караульного: одна она все равно не могла нести эту службу, а раз так, то разумнее было дать ей как следует выспаться и отдохнуть.
Виллему не стала с ним спорить, но на лице у нее появилось присущее ей упрямое выражение, которого Доминик не мог видеть, поскольку лежал к ней спиной.
Вскоре трое солдат погрузились в тяжелый сон. Виллему тихонько пододвинулась к Доминику.
Он молчал, она подвинулась еще ближе и приникла к его спине.
Доминик напрягся и затаил дыхание, в душе у Виллему затеплилась надежда.
Немного выждав, она осторожно положила руку ему на грудь. Доминик лежал, не шелохнувшись.