Лик Архистратига
Шрифт:
— Что ты делаешь? — спросил его Милетин, ибо ему показалось усердие индуса вовсе неуместным.
— А как же! — ответил тот. — Скоро сорок караванов разъедутся от нас по разным странам. Надо же всем странам маску посылать, а то люди отучатся от послушания и покорности богине Кали.
— Слушай, Иван Кузьмич, — шепнул Котёныш. — Нам ни в коем случае не надо соглашаться ни на какие женитьбы. А то развели они тут дом свиданий, лучше не придумаешь!
— Я тоже так считаю, — отозвался тот. — Нечего плясать под индусскую свадебную дудку! Мы с тобой русские и навсегда останемся новыми русскими и новыми холостяками.
Вторая претендентка в царские невесты так слилась с ролью спящей красавицы,
Тут только маска поняла, что подчистую разоблачена. Сразу же пространство сжалось, опять покрылось густыми вспышками фейерверков, но в Гохран на этот раз вернуться не удалось. Видимо Тиласина кровушка — Сома — дала о себе знать.
Просто отовсюду навалилась пульсирующая темнота очень похожая на рельсовый стук вагонных колёс. Иван Кузьмич и Ефрем Милетин чувствовали себя птицами, выпущенными в свободный полёт, только в каком-то бесформенном безвоздушном пространстве. Здесь нельзя было угадать, куда ночной поезд несётся. Откуда, в каких веках и измерениях делает остановки — неизвестно.
Ни у Ивана Кузьмича, ни у Ефрема физические тела никуда не исчезали, не испарились, а пульсация темноты — это тоже проявление жизни. Значит, что-то обязательно будет. Может, придётся ждать, когда кончится похмельный синдром Тиласиновой крови? Оставалось только верить, всё проходит, всё изменяется и всё наладится. Наконец тьма принялась принимать окраску сумеречного тумана и проявляющихся как изображение на фотографии предметов, имеющих материальную твёрдость.
Иван Кузьмич в отличие от сотоварища чувствовал, что кожаное гохрановское кресло под ним пока не рухнуло, не превратилось в седалище йога в память об индийской мифологии, оставаясь пока ещё единственным самым ощущаемым предметом в невообразимом пространстве. Разве что только собственное физическое тело как-то изменилось. Даже поломанная когда-то маской рука снова начала болеть. Он попытался пошевелить кистью. Получилось. Не так, как всегда, но движения совершать было можно. Невдалеке послышался голос и довольно знакомый, хоть чужое пространство старалось скрыть, спрятать только ему одному доступный образ. Всё же голос экстрасенса был узнаваем. Значит, он где-то недалеко. Но разобрать о чём он говорил, всё-таки не удалось.
Милетин вовсе не испугался своих приключений и путешествий по поясам времени, потому как для него это новостью давно уже не было. Другое дело Иван Кузьмич. Тот не знал о существовании параллельных миров и, надо полагать, чувствовал себя не в своей тарелке. Он раньше не сталкивался ни с чем, кроме алюминиевого материализма и не мог представить себя в новой роли. Что поделаешь, всему своё время.
Но историю человечества в любом случае надо отгадывать и угадывать по этим удивительным путешествиям, развёрнутым в пространстве чистыми не замаранными летописательскими страницами: вот тебе история этой планеты, вот что на ней случилось, и будет случаться, вот кому здесь поклонялись, и будут всегда поклоняться. Теперь дело за тобой. Поклонись и ты, ибо получишь власть, сможешь управлять энергией власти, энергией денег, энергией жизни. Это настоящая религия человечества. Единая и единственная. Делай же историю религии. Никто ещё до тебя не нашёл закона соединяющего духовный и физический миры. Да, мост меж ними есть. Да, он более чем реален. Но откуда этот мост? Как по нему ходить? — не знает никто. Так что поклоняйся Мамоне и не дёргайся на ниточках, как паяц в кукольном театре.
Собственно, для знакомства с этими
Глава 13
Путешествия во времени не очень-то удивляли, потому как даже не верящие ни во что учёные двадцать первого века признали спираль времени физически существующей и, значит, пригодной к употреблению. Мало кто знал о таких путешествиях, кроме фантастов и мистиков, посвящённых в тайные мистерии. Но ведь небезызвестного Жюля Верна тоже когда-то забрасывали камнями за мегалитические проникновения в прошлое и будущее, за все мистические предсказания. Во времена XIX века пацаны тыкали в члена Географического общества пальцем и дразнились. А роман «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена вообще превратился в международную сенсацию. Известен тот факт, что археологи Монреаля, откапывая мушкетёров восемнадцатого века, участвовавших в семилетней войне, нашли рядом с одним из заваленных при пушечном обстреле скелетов части настоящего мобильного телефона. Откуда мог появиться мобильник в Средние века? Сам Марк Твен никогда особо не распространялся о посещавших его видениях, вернее, старался не распространяться, но от фактов убежать трудно. Не так уж много времени прошло после его мистических пророчеств, чтобы напрочь забыть об этом.
Просто у каждого человека мозг устроен по-разному: некоторым дано перелистать будущее, прошлое и настоящее в один присест, другим же, чтобы не прослыть откровенными профанами приходится поднимать предсказателей на смех, отвоёвывая на несколько секунд своё правовое место под солнцем. Ведь говорят же, что один-таки дурак всем твердит: Не так! Не так! Не так! Никто не спросит у него: Что делать? Как? Никто не скажет, что слабак. А все твердят, мол, умница дурак, ведь сказал же всем — НЕ ТАК!
Только стоит ли внимание обращать на любящих посмеяться над проповедниками? Что стоят всякие заумные рассуждения? Гроша ломанного не стоят. Кстати, откуда здесь грош? И не простой, а блестит на солнце, как настоящая золотая монета.
Эти размышления посетили голову Ефрема, пока пространство не начало кристаллизоваться из бесформенного хаоса в настоящий физический мир. И мир не только возник перед глазами, а нарисовался вместе с потерянной кем-то монетой. Недалеко от Милетина стоял живой настоящий человек, одетый в красный шёлковый кафтан, обтягивающий его не слишком худощавую фигуру. Одежду дополняли зелёные леггинсы. На голове у мужчины красовалась довольно больших размеров беретка, свешивающаяся на одно ухо. Но всю его средневековую одежду украшала двухсторонняя алебарда, на которую мужчина опирался, как на посох. Он уставился на Ефрема и вдруг проговорил на чистом русском:
— С приездом, милейший.
«Милейший»? Что-то знакомое почудилось Милетину в таком обращении. Да и голос. Конечно, голос! Но экстрасенс на всякий случай взглянул на себя — во что одет, во что обут. На нём оказалась точно такая же красного шёлка курточка и точно такие же обтягивающие бёдра штаны с гульфиком, украшенным разноцветными бантиками. Он снова взглянул на окликнувшего его мужчину.
— Иван Кузьмич?! — осторожно спросил Ефрем, полувопросительно глядя на стоящего рядом хранителя алебарды.