Лик бесчестья
Шрифт:
– Ни за что! Я продиктовала вам свои условия и теперь намерена добросовестно исполнить свой долг. Единственное, что принудило бы меня пойти на попятный, – уверенность, что вы водите меня за нос. Учтите, Логан, этого я бы вам не простила.
– Уже учел.
– Я не шучу. Вы якшаетесь с политиками, не знающими, что такое откровенность. Я из совсем другого теста.
– Звучит очень ханжески.
– Можете говорить, что угодно. Я от вас ничего не скрываю. Не хочется, чтобы вы обманывались на мой счет.
– Учту и это.
– Для меня это комплимент.
– Полагаю, политики вам не по нутру?
– По-моему, их никто не выносит. Но они ставят всех нас перед необходимостью выбирать меньшее из зол.
– Тем не менее некоторые из них стараются не за страх, а на совесть.
– Хотите меня переубедить? Не выйдет! На дух не переношу республиканцев вместе с демократами.
– За кого вы голосовали на последних выборах?
– За Чедберна. Но не потому, что он демократ. Просто он сумел меня убедить, что будет приличным президентом.
– Он не обманул ваших надежд? Она пожала плечами.
– По крайней мере он протащил через конгресс законопроект о помощи неблагополучным детям.
– Конгресс выставил на пути законопроекта такой прочный заслон, что ему пришлось прибегнуть к взрывчатке.
– Ваша политическая активность вряд ли может претендовать на роль взрывчатого вещества.
– Это как посмотреть… Я делаю то, что могу. Я всегда считал, что человек должен занимать активную жизненную позицию. Если хочешь перемен, воздействуй на систему изнутри.
– А я не желаю иметь с системой ничего общего. Достаточно того, что я посещаю избирательный участок.
– Конечно, ведь вы хороните себя в лаборатории, вместе с чужими костями!
– Там вполне уютно. – Ева саркастически покосилась на Логана. – Все лучше, чем иметь дело с политиками.
Ева надеялась, что Логан клюнет и начнет огрызаться, но этого не произошло.
– Наверное, у вас все-таки есть чувство юмора, хоть и довольно своеобразное. Зафиксируем наши разногласия и пойдем дальше. Я следую советам своего отца: он завещал мне не спорить с женщинами о религии и о политике.
– Мужской шовинизм!
– Отец был очень славный, но жил в другом мире. Он бы не сумел справиться с вами или, скажем, с Маргарет.
– Он жив?
– Умер, когда я был еще студентом.
– Вы познакомите меня с Маргарет?
Он кивнул.
– Я позвонил ей днем и велел ждать нас в доме.
– Какой вы безжалостный! Заставили ее лететь из самой Калифорнии!
– Она мне нужна.
Лучше не скажешь! Сколько он ни разыгрывал либерала, от Маргарет по старинке ожидалось беспрекословное подчинение.
– Я действовал уговорами, но держал наготове кнут.
– Кнут необязательно демонстрировать. Достаточно самого его существования.
– Даю слово, что к вам кнут не будет применяться ни в каком виде.
– Даже
– Они садятся в самолет, – сказал Фиск. – Чего вы от меня хотите теперь? Чтобы я вылетел за ними следом? Но я не знаю, куда они направляются.
– Его секретарь сказала своему отцу, что ее вызвали в виргинское имение Логана. Тамошняя охрана может потягаться с охраной Форт-Нокса. Мы выставили у ворот своих наблюдателей, но стоит ему попасть внутрь – и до него уже не дотянуться.
– Значит, я должен его опередить.
– Повторяю, он – слишком видная фигура. Лучше не трогать его без крайней необходимости.
– Тогда я доделаю начатое. Матушка все еще…
– Никуда она не денется! Ею ты всегда успеешь заняться. Сейчас у нас есть для тебя дельце поважнее. Возвращайся сюда.
5
Самолет приземлился на маленьком аэродроме под Арлингтоном. Багаж был немедленно перенесен в длинный лимузин, стоявший у ангара.
Ева не любила роскоши, приобретаемой за деньги. Сейчас она увидит вышколенного водителя в фуражке…
Но вместо фуражки на голове водителя красовалась рыжая шевелюра. Вышколенностью тоже не пахло.
– Привет, Джон! Как слетали?
Это был симпатичный веснушчатый молодец лет тридцати, в джинсах и клетчатой рубашке, с глазами цвета безоблачного неба.
– Неплохо. Знакомьтесь: Джил Прайс, Ева Дункан. Джил потряс Еве руку.
– Я видел вас в телепрограмме «Шестьдесят минут». В жизни вы еще красивее. Жалко, что в передаче показывали больше череп, чем вас.
– Спасибо на добром слове. Но у меня не было ни малейшего желания красоваться на национальном телеканале. Хватит с меня телекамер!
– Джон тоже не любитель сниматься. В прошлом году в Париже мне даже пришлось разбить одну телекамеру. – Джил усмехнулся. – Но папарацци тоже не лыком шит: недолго думая подал на меня в суд, обвинив в побоях и травме головы. Вот не думал, что у него вместо головы камера! Терпеть не могу папарацци.
– Мной они не интересуются, так что я не предвижу для вас проблем.
– Проблем все равно не избежать: ведь вы будете при Джоне. – Прайс распахнул заднюю дверцу лимузина. – Полезайте! Пора в Барретт-Хаус.
– Барретт-Хаус? Звучит очень по-диккенсовски.
– Во время Гражданской войны там находился постоялый двор. Джон купил этот дом в прошлом году и полностью его перестроил.
– Маргарет уже здесь? – спросил Логан, садясь следом за Евой в лимузин.
– Уже два часа, как примчалась, и никак не отдышится. Придется взять с вас побольше за вредность. – Джил уселся за руль. – Не пойму, чего она на меня взъелась? Обычно ко мне не бывает претензий, а тут…
– Такой уж у нее характер, – успокоил его Логан. – Ты тут совершенно ни при чем.