Лик Победы
Шрифт:
– Если я знаю, что выспаться не удастся, – зевнул Рокэ, – я предпочитаю не спать вообще.
– И все равно я – ваш должник и был бы счастлив считать вас своим другом.
– А вот этого не надо, – Алва резко отстранился, холодно блеснули синие глаза. – Дружба, знаете ли, ужасно обременительная вещь.
– Я не привык, чтоб моей дружбой пренебрегали, – Луиджи понимал, что несет несусветную чушь, но остановиться не мог. – И я не привык ходить в должниках.
– Последнее легко поправить, – все так же холодно произнес Рокэ. – Дайте слово, что выполните мою просьбу, и будем в расчете.
– Какую просьбу? – переспросил Луиджи.
–
– Там была девушка… Я ее любил, но ее больше нет. Я – мерзавец, монсеньор. Она умерла, а я…
– А вы нет, – потянулся герцог, – и правильно сделали. Жизнь – куда более приятная вещь, чем смерть. Ваше здоровье, кстати. По утрам оно нам нужно, как никогда.
– Благодарю, монсеньор, – зачем он все это рассказывает чужаку? – Поверьте, я не собираюсь кончать с собой, но я вел себя вчера как свинья. Я замарал и себя, и ее, потому она мне и приснилась… Я должен был уйти, а я… Мое сердце принадлежит умершей, я ее никогда не забуду. Понимаете, никогда!
– С чего вы взяли, что здесь кто-то претендовал на ваше сердце? – Узкая рука небрежно пригладила черные волосы. – Уверяю вас, оно здешним обитательницам без надобности, в отличие от других, гм, орудий любви. Если вам угодно блюсти верность – блюдите. Но не в ущерб здоровью и здравому смыслу.
– Монсеньор… – разговор, как и собеседник, был странным, но Луиджи Джильди отнюдь не собирался его прекращать.
– Женитесь по расчету, – посоветовал Первый маршал Талига, припадая к бутылке, – а спите с дамами, которых волнует ваш любовный пыл. Так вы сможете хранить верность своей любви сколь угодно долго и, прошу заметить, без всяческих неудобств. В противном случае вы рискуете возненавидеть и себя, и покойную и стать похожим на эсператистского мученика, а они были такими утомительными.
– Слышали бы вас в Агарисе, – Луиджи не мог подавить ухмылку.
– О, – махнул рукой Алва, – они это давно знают… Как вы, кстати говоря, нашли Софию? Я ведь посадил вам на колени ее?
– Наверное, – в голове у Джильди все перепуталось, даже не перепуталось, а поменялось местами. Мерзкий сон казался явью, а то, что было на самом деле, расплывалось, как мокрая краска.
– А вам, монсеньор… Какая из дам понравилась вам? – простонал Марсель Валме, выползая на террасу. – Рокэ, умоляю, вина! Умираю…
– Сейчас в Фельпе умирают многие, – заметил Алва, но бутылку открыл. – Пейте… А что до дам, то три из четырех были весьма неплохи во всех отношениях.
– Вы – воплощенное милосердие, – сообщил Валме. – Так как вам малышка Клелия?
– Никогда не любил девственниц, – зевнул Алва, – утомляет…
– Девственница?! – Валме задохнулся от возмущения. – Вы говорите, девственница?!
– По крайней мере была таковой, – Рокэ отхлебнул вина и покачал головой. – Впрочем, этого следовало ожидать.
Какая ерунда! Неужели это и есть жизнь? Ночью пьяные кошмары, утром глупые разговоры и пустота. Лучший воин Золотых земель пьет вино на чужой террасе и обсуждает с едва проспавшимся повесой ночные похождения… А чем он лучше? Он хуже, потому что эти двое не пачкают в грязи свою любовь.
– Луиджи, – Марсель жизнерадостно ухмыльнулся, – выпейте, и все будет в порядке.
В порядке не будет, но он выпьет.
– Ваше здоровье, господа.
– Рокэ, – капитан Валме с порозовевшим лицом уселся напротив маршала, –
– Должен же я иногда делать нечто доброе и возвышенное, – Рокэ поднялся. – Жизнь состоит не только из удовольствий, но и из жертв. Хватит, господа, собирайтесь и едем домой. Веселившиеся ночь напролет дамы утром представляют не самое радужное зрелище… Луиджи, вы с нами?
Джильди кивнул. Ему не хотелось оставаться на вилле, кроме того, мерзкий сон никак не шел из головы. Даже не сон, а что-то такое, что не позволяло расстаться с Алвой и ехать домой. Пока он с талигойцами, кошмар не вернется.
Катарина Ариго была лгуньей, шлюхой, дрянью, змеей, но как же она держалась! Играть на арфе, когда творится Леворукий знает что, – это надо уметь. В музыкальной гостиной было тепло, но Луиза то и дело вздрагивала. Вдова капитана Лаик еще не забыла Октавианскую ночь, тогда они тоже сидели и ждали. Дамы потерянно молчали: одни жались к королеве, другие, наоборот, делали вид, что оказались здесь случайно. Что что-то случилось, понимали все, но что?
Девочка в белом перевернула ноты, Катарина заиграла что-то легкое и радостное, мелодия бежала, как ручеек, по которому пляшут солнечные зайчики. Музыкантша перебирала струны и чему-то улыбалась, а в малой приемной по очереди исчезали фрейлины и придворные дамы. Герцогини, маркизы, графини, баронессы одна за другой раздвигали белый атласный занавес и не возвращались. Не хотели или не могли? Луиза с трудом удержалась от того, чтобы перебраться к Айри и Селине. Если Катари попалась на какой-то пакости, так ей и надо, а если случилась беда? Общая беда.
Попасть во дворец трудно, но убраться отсюда еще труднее. За себя капитанша не боялась, невелика потеря, и потом – грехов за ней особых не водится, а в Рассветных Садах внешность не главное. Да и кому она нужна? Ну, серьги отберут, ожерелье, беды-то, а вот девочки! Она отвечает за них, за обеих. Перед собой, Создателем, синеглазым кэналлийцем и даже перед надорской дурой, которой не дала увезти Айрис.
Луиза тихонько подвинула затекшие ноги и постаралась сосредоточиться. Что бы ни произошло, Манрик остается на посту. Манрик – враг врагов Рокэ Алвы и кардинала, уже хорошо. А вот то, что из-за Селины ему продырявили плечо, плохо, хотя против монсеньора он не пойдет. Против него никто не пойдет, по крайней мере Луиза очень на это надеялась. Скорее всего, раскрыли какой-то заговор, к которому королева приложила ручонку, но как она это сделала? Луиза болталась при дворе с конца весны и не заметила за Катариной ничего подозрительного, а уж как она смотрела! Ее величество была осторожна, но на любую крыску рано или поздно сыщется киска.
А может, умер король? Госпожа Арамона сама удивилась тому, как расстроила ее эта мысль. Фердинанд был хорошим человеком, даже странно, что он сидел на троне, хотя за него все делали кардинал и маршал. И все равно жалко, если с ним что-то случилось. Катари отравила мужа, чтобы стать матерью короля? Да нет, глупости, после истории с Алисой приняли закон, по которому королева не может быть регентом. Что же такого натворила Катарина Ариго? Или все-таки не она?
Королева закончила играть и бессильно опустила руки. Она опять была бедной и потерянной, но Луиза прекрасно помнила, как ее величество смерила презрительным взглядом Леонарда Манрика и пошла к двери. Стебелек у гиацинта был стальным.