Лик Зверя
Шрифт:
Грудь тяжело вздымается, сердце колотится в бешеном ритме, а перед глазами плавают красные пятна. Ощущая, как угасает ярость, а тело успокаивается, избавившись от излишков силы, Ольга вернулась. Вся компания в сборе, подростки стоят столпившись, лишь Валерий сидит на корточках, держась за живот.
Глубоко вдохнув, Ольга замедленно выдохнула, сказала с кривой ухмылкой:
— А тусовка у вас… веселая.
Взгляды разом устремились на нее, опасливые и радостные, испуганные и ободренные, но в глазах у каждого, помимо облегчения и ликованья,
Сашок выступил на шаг вперед, сказал, задыхаясь от восторга:
— Ну ты даешь! Как ты его… а эту… а того, что побежал… — Не найдя слов, он взмахнул руками, не в силах выразить переполняющие чувства.
— А с этими что? — поинтересовалась одна из девушек, с опаской поглядывая на ворочающихся в грязи «кировских».
Лицо Сашка враз стало злым, подскочив, он пнул одного из парней в бок, отчего тот издал сдавленный стон, сказал злорадно:
— Сперва девайсы заберем, наши им теперь ни к чему, да и свои тоже. Ну а потом…
Он прервался, вслушался в далекий вой сирены. Следом за ним прислушались и остальные. Вой приближался, стремительно разрастаясь, распался на несколько источников. Ольга не обратила на шум особого внимания, прислушиваясь к ощущениям после пережитой стычки, зато Валерий вскочил, воскликнул сдавленно:
— Менты!
Слово возымело магическое действие. Все разом засуетились, задвигались, кто-то поспешно застегивался, кто-то подбирал со скамьи сумки, несколько человек в спешке обшаривали распростершихся на земле противников.
Сашка живо произнес:
— Всем счастливо. Встретимся позже. А пока — ноги в руки.
Демонстрируя на собственном примере, он подхватился, поспешно двинулся вглубь парка. Проходя мимо Ольги, Сашка цапнул ее за руку, повлек, едва не силой таща за собой.
В теле еще бродили отголоски ярости, и Ольга, нахмурившись, сказала:
— Ты уверен, что нужно уходить, да еще и бегом?
Сашка взглянул с удивлением, сказал:
— Ты что, сейчас же менты прибудут. Хочешь остаться?
— А ты уверен, что это менты? — раздраженно переспросила Ольга. — А если и они, не вижу ничего страшного. Объясним, как есть, дадим показания.
На лице спутника отразилось жалость. Он сказал мягко, словно маленькому ребенку:
— Что менты — факт, у них звук сирен отличается от тех же пожарных. Немного, но отличается. А что до показаний… тебе это надо? Тратить несколько часов, писать бумажки. К тому же, могут ведь и дело завести.
Ольга сказала с сомнением:
— Не за что. Они первые начали. Мы лишь защищались.
Сашка всплеснул руками, сказал с чувством:
— Такая защита — и нападения не нужно. Ты ж их в колбасу раскатала, в говно! Я до сих пор в себя прийти не могу. Тебя этому вообще где учили? — Заметив сумрачное выражение лица спутницы, поспешно сказал: — Ладно, ладно. Можешь не говорить.
Задор угас, на смену бодрости пришла усталость и недовольство, беседа начала утомлять. Ольга произнесла со сдержанным неодобрением:
— Насчет ментов, ты, пожалуй, прав, не подумала в запале. Так что благодарю, что утащил. Но настроения общаться у меня нет, уж извини, так что дальше пойду одна.
Защищаясь, Александр выставил перед собой ладони, сказал поспешно:
— Конечно-конечно, как скажешь. Тут как раз есть дорожка, по ней и пойду.
Глядя вслед спутнику, что, развернувшись, бодро зашагал в непрерывную, на первый взгляд, стену елей, Ольга бросила вслед:
— Саш, будь добр, не распространяйся о произошедшем, незачем.
Тот повернулся, кивнул, согнувшись едва не до пояса, и с тихим шелестом скрылся, ужом протиснувшись сквозь разлапистые ветви елей.
Покинув парк, Ольга направилась в сторону дома, благо, к этому времени снегопад сошел на нет и ориентироваться в переплетении улочек стало на порядок проще. Вернувшись в квартиру, она приняла душ, чувствуя, как постепенно усиливается головокружение, а к желудку подкатывает тошнота, поспешно прошла в спальню, и, едва коснулась кровати, провалилась в черную пропасть сна.
Утром, во время завтрака, и потом, по пути на работу, Ольга вспоминала ночные приключения, но получалось плохо. Образы размывались, детали ускользали, а лица искажались, словно перед прогулкой она приняла изрядную долю алкоголя. Можно было бы принять произошедшее за разгулявшуюся во сне фантазию, если бы не сбитые костяшки пальцев. Ярчайшие, на период вечера, ощущения силы и освобождения поблекли, отдалились, и, как Ольга ни пыталась настроиться, не возвращались, вызывая лишь смутную тоску да странную щекотку в основании черепа.
Доехав до места, она махнула рукой, отложив воспоминания до лучших времен, а сама с головой погрузилась в работу, спустя четверть часа уже напрочь забыв о ночном инциденте. Когда, после утомительного рабочего дня, Ольга подходила к дому, ее уже ждали. На скамеечке, зябко ежась от пронизывающего ветра, сидел знакомый сержант полиции, бросая по сторонам взгляды, мученические кривился, но продолжал бдеть, стоически выдерживая тяготы службы.
Ольга нахмурилась, замедлила шаг. Перед глазами вихрем пронеслось вчерашнее: испуганные глаза, изломанные фигуры, и злое упоение боем, когда побежденный вызывает не жалость, а совсем, совсем другие чувства. Высказанные накануне Сашком опасения представились в новом свете. Мысли лихорадочно заметались. Перебирая всевозможные версии случившегося, какие уместно будет озвучить, Ольга замедленно подошла к подъезду, все еще смутно рассчитывая, что страж порядка находится здесь совсем для других целей.