Лик зверя
Шрифт:
Таня опустила глаза, кивнула. Я поцеловал ее в щеку и стал спускаться по проходу, заполненному людьми.
Когда я вошел в кабинет Громова, начальник Особого отдела стоял у широко распахнутого окна и вдыхал полной грудью врывавшийся в комнату ветер, напоенный запахами цветов и прохладой водного простора. Он обернулся мне навстречу, радостно блестя глазами и протягивая жилистую руку.
— Что творится в Городе! А, Влад? Да что там, в Городе — по всей Земле! — на щеках его проступил слабый румянец. — Никогда еще не было такого грандиозного
Я выглянул в окно, и хотя сам только что вырвался из этого шумного людского потока, вид празднично оформленного проспекта и площади Совета снова привел меня в восторг.
— Праздник Братства, — снова заговорил Громов, — это предвестник наступающей новой эры в истории земного человечества! Ты слышал, как сказали об этом сегодня на Стадионе?.. Неужели, Влад, я не доживу до того времени, когда наша с тобой работа станет ненужной обществу и это здание превратится в музей истории? — Он отвернулся к окну и скорбно поджал губы. — А ведь этот день когда-нибудь наступит, — через минуту уверенно произнес он. — И, поверь мне, время нашего забвения не так далеко, как это может показаться… Эх! Хотя бы одним глазком взглянуть на наших потомков, хоть на миг перенестись в их мир! Как жаль, что мы пока не властны над временем и только в космосе научились немного усмирять его бег!
Я внимательно посмотрел на Громова. Заметив мой взгляд, он согласно кивнул:
— Да, да, ты прав! Это преддверие старости. Все чаще я замечаю у себя ее коварные признаки. Ведь мне уже сто шестьдесят, а это, согласись, в наше время возраст! — тяжело вздохнув, он отошел от окна. Опустился в глубокое кресло у стола, на свое обычное место. С тоской посмотрел на меня. — Неизбежное наступление старости только подстегивает меня, торопит жить! Остается все меньше времени, а сделать предстоит еще так много!
С площади Совета, сквозь распахнутые окна ветер приносил торжественные звуки музыки и радостный гомон голосов. Но они не мешали разговору. Легкие полупрозрачные занавеси на окнах колыхались под порывами ветра, взлетая к потолку, подобно испуганным птицам.
— Как себя чувствуешь? — Глаза Громова из задумчивых сделались внимательными. — Голова еще болит?
— Теперь уже нет. Месяц назад еще побаливала немного, а теперь нет. Правда, врачи предупредили, чтобы никаких чрезмерных нагрузок на мозг не было.
Громов согласно кивнул.
— Соскучился по работе? Если честно?
— Если честно? — Я посмотрел на него, улыбнулся. — Очень! Посмотрел бы я на вас в моем положении! Все эти восстановительные процедуры, прогулки, усиленное питание витаминами… Надоело все ужасно!
— Ну, это ты брось! — воскликнул Громов. — Лечиться тебе было необходимо. Если бы ты только видел, каким тебя подобрали патрульные «Купола»! На тебе живого места не было! Спасибо нашим врачам-волшебникам, буквально по частям тебя собрали. Если бы ты тогда не надел скафандр, не продержаться бы тебе восьми часов в открытом
— Но теперь-то я здоров! — нетерпеливо воскликнул я, передергивая плечами. Согнул и разогнул руки, напрягая мускулы. — Здоров полностью!
— Здоров? — Громов придирчиво изучал мое лицо. Вдруг спросил: — А твоя жена?
— Что жена? — не понял я.
— Я к тому, что, может быть, появились причины, заставившие тебя изменить свое прежнее мнение? — пояснил Громов, прищурившись.
— Нет. У нас с ней все решено, — твердо сказал я. — Давно решено.
Помедлив, Громов улыбнулся:
— Ну, вот и хорошо! Правильно решили. Знаешь, замечательная у тебя жена! Просто умница!
— Вы же ее совсем не знаете, — удивился я.
— Зато я знаю тебя, Влад. У такого парня не может быть плохой жены.
— Иван Вениаминович, вы меня, как ребенка, хвалите. Мне даже неловко, правда.
— Все вы для меня, как дети. Вот и много вас, и разные вы все, а для меня точно сыновья и дочери родные. Раз уж не получилось у меня подарить обществу своих собственных детей, так хотя бы вас я старался сделать такими, чтобы Трудовое Братство гордилось всеми вами…
Я молча слушал его. У Громова действительно никого не было, кроме нас, — ни жены, ни детей, ни родственников. Хотя одиноким он себя никогда не чувствовал. На Земле невозможно быть одиноким — всюду тебя окружают чуткие и заботливые люди, готовые в любую минуту прийти на помощь, подбодрить в печали, укрепить мудрым советом, разделить с тобой твою радость.
— Да ты меня совсем не слушаешь, — сказал Громов. — И действительно, что это я в воспоминания ударился? Вызвал тебя по делу, а сам меланхолию развел.
Мне стало стыдно, что, задумавшись, я прослушал его последние слова. Но он, казалось, не придал этому особого значения. Спросил:
— Наверное, ты думаешь, почему это я вызвал тебя сейчас, прямо с праздника?
— Признаться, да, — кивнул я, вспомнив про Таню.
— Не расстраивайся. Но дело действительно чрезвычайной важности и не терпит отлагательства. Ведь мы с тобой приглашены на заседание Высшего Суда.
— Высший Суд? — Я немало удивился.
— Да, — подтвердил Громов. — Подобное событие — явление в нашей истории довольно редкое. На моей памяти было всего два заседания Суда, последнее из которых состоялось во время Хартумского конфликта. А сегодня состоится суд над новым смертельным оружием, изготовленным в Сообществе. Мы его теперь называем «Зуб Кобры».
Я быстро посмотрел на Громова.
— Совет ОСО совместно с Советом Экономики, — продолжал он, — решили провести это заседание именно сегодня, двадцать шестого августа, в день Праздника Братства. Высший Суд будет транслироваться по визиосети Города и общепланетной информационной сети; сообщение о нем увидят во всех звездных колониях Трудового Братства, на других планетах, куда оно попадет через систему Галактической связи. Это будет еще одним подарком людям Земли в этот радостный день. Мы с тобой приглашены в качестве свидетелей, а обвинителем будет все Человечество!