Лик

Шилдс Фелисити

Вернувшись домой, я уже не мог даже на несколько минут заглядывать в содержимое рюкзака. Под яркими гирляндами в моей комнате, на столе, одиноко покоился дневник Саванны. На подоконнике — портрет Рейн. Точнее, его набросок. Линии еле заметные, выделялись только глаза. Большие, в которых я заранее чувствовал лёд, зиму, снег. Моря и океаны.

Я мог бы сейчас сделать домашку, опустошив портфель, выудив оттуда все книги и тетради. Сделать, с гордостью, как это делала Клео в такие моменты, улыбнуться, а потом посмотреть

сериал или поиграть на компе. И так изо дня в день. И я бы продолжал повторять: «Я ищу Саванну. Я почти её нашёл». И говорил бы, что портрет пишу, как мы с Рейн условились.

Говорил бы, но ни черта не делал. Самовнушение — штука классная, но бесконечно пользоваться ей нельзя было. Велик риск получить побочный эффект в виде осознания: жизнь твоя где-то всё-таки пошла под уклон.

Перед тем, как погрузиться в дальнейшее изучение дневника, я вышел из комнаты и направился на кухню. Там сидела моя мать. Я даже не знал, что она была дома. Увидев меня, чуть улыбнулась. Так же, как это обычно делал я, когда не знал, что сказать, но полагал, что бездействовать тоже глупо.

— Звонил учитель по химии. Говорит, ты не делаешь ни одного домашнего задания вот уже как две недели.

Я открыл холодильник и продолжал молчать. Тактика игнорирования: представляй, что тебя нет и ты не слышишь, и будет все прекрасно.

Розовые ногти моей мамы мерно постучали по чашке с чаем. Она по-прежнему не отрывала от меня взгляда и, по-видимому, ждала ответа.

— На физкультуре ты исправно не появляешься, хотя раньше был в числе лучших.

Я нашарил в ящике холодильника «Пепси» и, открыв банку, выпил залпом половину содержимого. Холодная жидкость обожгла горло, но от этого стало хорошо. Мозг от этого проснулся и был готов ко всему.

— А последний тест по физике ты написал хуже всех в классе.

— Да, мам! Потому что я, черт возьми, Саванну ищу, а не занимаюсь этими дурацкими заданиями! — не выдержал я. Мне хотелось крикнуть, крикнуть ещё громче, крикнуть изо всех сил. Но перед глазами встала миссис Цукерман, её сбивчивые движения пальцев по столу на маленькой кухне, печальный взгляд, который она была не в силах поднять на нас. Саванны нет. Вестер в шаге от наказания. И я. Такой счастливый с отцом и матерью. И счастливые мать с отцом и сыном.

— Прости, мам, — на выдохе произнёс я. Я больше не смотрел на неё тем негодующим взглядом. Она здесь была ни при чём.

В её глазах застыл страх. Я уже не помню, кричал ли я на неё так когда-то, а затем сразу же, так быстро и так испуганно извинялся. Я уже не мог всего этого вытерпеть. Она ни при чём…

— Прости… Я, я пойду в комнату.

Оставив недопитый «Пепси» рядом с раковиной, я пошел прочь. Мысли зло бились в мозгу, норовя проломить череп.

Саванна, Саванна, Саванна.

Дневник. Последние пять-десять страниц остались перед моим взором. Последние лучи сегодняшнего солнца

освещали края страниц. На подоконнике, вдохновлённый образом Джоконды, лежал, чуть улыбаясь, образ Рейн. Но мне было не до него.

Последние страницы становились путаными, торопливыми. Саванна словно пыталась поскорее мне что-то рассказать. Не мне, а своему дневнику. Вряд ли она думала, что когда-то я целиком и полностью окунусь в её мысли. На секунду-другую одно слово вырвало меня из бешеной колеи смутных слов и предложений.

Шифр.

«Я недавно узнала о существовании очень интересного способа скрыть прежний смысл письма. Его можно использовать на уроках, ха-ха. На уроках? Да. Точно. На «Портретах» тоже. Мне стоит скрывать…

Да. Шифр ROT1. Каждая буква=следующая буква в алфавите. Просто, да?

Проще некуда. Слушай…»

И дальше была фотография. Лес. Листья. Стена какого-то здания, выглядывавшая из-за густых кустов. Где-то я уже это видел…

Но пока шифр не выходил из моей головы, я взял в руки телефон.

«ЕОЁГОЙЛ».

«ДНЕВНИК»…

И что? Что это означало?

Я откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок. По нему бегали лучи солнца. Веселились. А я глубоко вдыхал и выдыхал, сидя на краю пропасти.

Саванна опоздала со своим предупреждением. Дневник был уже у меня. Не было у меня только её местонахождения.

Я почувствовал, как всё становилось таким же запутанным, как текст в дневнике. Самая последняя страница. Без фотографий. Без наклеек. Чистый текст. Тот самый день, когда она и пропала.

И тут я ощутил, что значит «мурашки». Что значит страх, засевший в каждой клетке. И что значит оказаться в кошмаре наяву. Те самые последние страницы дневника.

«Мне страшно. Или не очень. Я не знаю, но я чувствую

Очень хорошо чувствую

Мне нехорошо. Он смотрит на меня странно.

Я сделала что-то плохое?

Да?

Нет.

Опять за мной ехала машина. Меня хотят убить

Думаешь?

Зачем. Я только познакомилась с Флемингом?

Я счастлива. Я понимаю это. Наконец.

Денег нет

Да, их мало. Но ведь так у многих из нас

У меня есть счастье. Дружба.

Семья. Жизнь.

Знаешь, что это такое?

Он не знает. Он говорит, что ему тоже этого хочется.

Это было у него, но не стало. Как так.

Почему именно мы?

Люблю жить.

Люблю друзей.

И мама с папой, я вас тоже люблю

Вы знаете?».

Миссия детектива

Сначала это были голоса. Оба женских. Один из них взволнован настолько, что готов был сорваться едва ли не на плач, истошный выкрик. Послышались быстрые шаги. Кто-то со всей силы топал по коридору. С голосом явно не сходилось.