Лики смерти

Батчер Джим

Глава двадцать пятая

На магию я мог особенно не рассчитывать – по крайней мере до тех пор, пока мне не представится шанс отдохнуть и оправиться от того, что сделал со мной Никодимус. Ну, может, меня и хватило бы на заклинание, способное удержать нормального человека… но уж никак не голодного вампира. А именно в такого превратилась сейчас Сьюзен. Она черпала силы не только в физическом мире, а этого никогда не случается без изрядной доли магической энергии – даже если это всего лишь жажда драки. Заклятие чувака-змеи было одним из самых

сильных, с какими мне пришлось встречаться, а ведь оно всего лишь замедлило Сьюзен, но не остановило.

Напади она на меня сейчас – в таком-то состоянии, – и я не смогу ее остановить.

Впрочем, последние два года приучили меня к одному: будь готов. И у меня имелось кое-что, что, я не сомневался, смогло бы сдержать ее. Смогло бы – если бы только мне удалось миновать ее и добраться до шкафа, в котором я это хранил.

– Сьюзен, – произнес я как мог спокойнее. – Сьюзен, мне нужно, чтобы ты оставалась со мной. Говорила со мной.

– Не хочу говорить, – сказала она. Веки ее опустились, и она медленно втянула воздух. – Не хочу, чтобы пахло так сладко. Твоей кровью. Твоим страхом. Но пахнет.

– Братство, – произнес я, стараясь обуздать эмоции. Ради нее же самой я не мог позволить себе бояться. Я даже придвинулся к ней чуть ближе. – Давай присядем. Ты можешь рассказать мне о Братстве.

Секунду-другую мне казалось, что она не поддастся на уговоры, но она кивнула.

– Братство, – повторила она. – Братство святого Жиля.

– Святого Жиля? – переспросил я. – Покровителя прокаженных?

– И других изгоев. Вроде меня. Они все как я.

– Ты хочешь сказать, заражены?

– Заражены. Наполовину обращены. Наполовину люди. Наполовину мертвецы. Их можно по-разному назвать.

– Так-так, – сказал я. – И что у них за цель?

– Братство пытается помочь людям, пострадавшим от Красной Коллегии. Работает против Красных. Выявляет их везде, где возможно.

– Исцеляет?

– Исцеления нет.

Я положил руку ей на запястье и отвел к дивану. Она шла, как сомнамбула, осторожно переставляя ноги.

– Так что это за татуировки такие? Членская карточка?

– Заговор, – ответила она. – Заклятие, наложенное на мою кожу. Оно помогает мне удерживать тьму, не выпускать наружу. Предупреждает, когда она нарастает.

– Как это – предупреждает?

Она покосилась на свою покрытую узорами руку, потом показала ее мне. Татуировки на ней – и на лице тоже – медленно становились ярче, окрашиваясь в алый цвет.

– Предупреждает о том, что я могу утратить контроль над собой. Красный, красный, красный. Опасно, опасно, опасно.

Ну да, в ту, первую ночь, когда она вернулась, она долго не входила, а войдя, отворачивала лицо. Прятала татуировки.

– Ладно, – спокойно произнес я. – Сядь.

Она села на край дивана и заглянула мне в глаза.

– Гарри, – прошептала она. – Больно. Больно противиться этому. Я устала сдерживаться. Не знаю, сколько еще смогу.

Я опустился на колени, чтобы наши глаза находились на одном уровне.

– Ты мне веришь?

– Всем сердцем. Всей жизнью.

– Закрой глаза, – сказал я. Она послушалась.

Я встал

и медленно подошел к кухонному шкафу. Я шел как можно медленнее. Нельзя отходить быстро от того, кто смотрит на тебя как на пищу. Быстрое бегство провоцирует. Что бы там ни сидело у нее внутри, оно росло – я видел это, слышал в ее голосе.

Мне грозила опасность. Да плевать – опасность грозила ей.

В выдвижной полке кухонного шкафа я обычно храню пистолет. Однако последнее время, кроме него, там лежал моток серебристо-белого шнура. Я взял моток и вернулся к дивану.

– Сьюзен, – сказал я. – Дай мне свои руки.

Она открыла глаза и посмотрела на мягкую веревку.

– Это меня не удержит.

– Я сделал ее на случай, если ко мне заглянет огр, которого я здорово разозлил. Дай мне руки.

Мгновение она молчала. Потом стряхнула с плеч куртку и протянула руки ладонями вниз.

Я набросил шнур на ее запястья и, не заматывая, шепнул:

– Manacus.

Шесть месяцев прошло с тех пор, как я накладывал заклятие на этот шнур, но я сделал это как надо. Совсем легкое усилие воли – и шнур пришел в движение. Свободные концы его, блеснув серебряными нитями, взметнулись в воздух и мгновенно связали ее запястья аккуратными, не слишком тугими, но прочными узлами.

Сьюзен отреагировала мгновенно. Тело ее напряглось, как пружина, в попытке разорвать путы. Я терпеливо ждал. Добрых полминуты прошло, пока она, задрожав, не стихла. Голова ее склонилась вперед, волосы упали на лицо. Я шагнул к ней, и она вскочила, широко расставив ноги, и, вскинув руки, снова попыталась высвободиться.

Я облизнул пересохшие губы. Я сомневался, что она сможет разорвать путы… впрочем, я часто недооценивал людей в прошлом. Лицо ее, неестественно черные глаза пугали меня. Она снова напрягла связанные руки; от этого движения футболка ее задралась, открыв взгляду гладкий смуглый живот, по которому змеились алые завитки татуировки. На ребрах темнели свежие синяки; кое-где кожа была ободрана до крови. Черт, этот прыжок из Мартиновой машины не прошел для нее бесследно…

С минуту она боролась с веревкой, потом со свистом выдохнула и без сил опустилась обратно на диван. Лицо ее так и оставалось закрыто спутанной массой волос. Я скорее ощущал на себе ее взгляд, нежели видел его. Но это были уже не глаза Сьюзен. Татуировки на ее коже алели, как кровь. Я попятился – снова осторожно, медленно – и направился в ванную за аптечкой.

Когда я вышел, она бросилась на меня – беззвучно, стремительно. Я ожидал этого.

– Fonare! – выкрикнул я.

Серебряный шнур вспыхнул голубоватым свечением и метнулся к потолку, рванув вверх ее запястья и оторвав от пола. Она задергалась, раскачиваясь на шнуре, пытаясь стряхнуть его с рук или разорвать. Я не вмешивался, и в конце концов она успокоилась и застыла с поднятыми над головой руками, едва касаясь пола пальцами ног.

Она негромко всхлипнула.

– Прости, Гарри, – шепнула она. – Я хотела… хотела сдержаться, но не получилось.