Ликвидатор паханов
Шрифт:
– Ты меня не узнаешь? – усмехнулся громила.
Разве он должен его узнать?.. Постойте, постойте! А не этот ли гад выманил у него пятьдесят штук «зелени»?
– Вам мало пятидесяти тысяч? – Возмущение пересилило страх.
Он готов был броситься на этого ублюдка с кулаками. Но не бросился. Жить хотелось.
– Короче, времени у меня в обрез, – парень пропустил его вопрос мимо ушей. – Ты натравил на нас киллеров?
– Я?.. Киллеров?..
Когда это он на кого-то натравливал киллеров?
– Ну не шлюх же с Тверской!
– Вы
– Даю тебе пять секунд, подумай хорошенько.
Громила дослал патрон в патронник. Сейчас начнет стрелять.
– Это не я.
Вовремя он вспомнил о Кучере и о его с ним подневольном договоре. По двадцать штук за каждого пацана.
– Кто?
– Кучер.
– Не знаю такого.
– Зато я знаю. Кучер – это моя «крыша».
Что такое «крыша», парню объяснять не пришлось. Оно и понятно. Сам бандит, по роже видно.
– Дальше.
– Он вычислил вас. И потребовал с меня по двадцать тысяч долларов за каждого. Он хотел убить вас обоих.
– А убил девчонку. Обычную девчонку. Он тебе о ней ничего не рассказывал? – Глаза у парня горели злобой.
Верещагина затрясло.
– Нет.
– Идет следствие. Прознай менты про Кучера, худо тебе будет. Ведь ты же заказал нас.
– Я не хотел. Он требовал деньги. У меня не было выхода.
– Заткнись, мразь!.. Ты отдал ему эти деньги?
– Нет, вы ведь живы-здоровы.
– Короче, урод, сейчас ты мне подробно расскажешь, где можно найти твоего Извозчика.
– Кучера.
– Пусть будет Кучер. Ты поможешь нам добраться до него.
– Но он же меня убьет.
– Я тоже могу тебя убить. И прямо сейчас. Выбора у тебя нет.
Парень вскинул руку с пистолетом и начал старательно целиться в Верещагина. Нервы не выдержали.
– Я все расскажу.
Толик внимательно слушал Верещагина, этого ублюдка с поросячьей душой.
У него не было оснований ненавидеть этого человечка. Обычный трус. Крутым он только кажется. Припер его бандит к стенке, давай, говорит, сорок штук баксов за тех, кто обидел тебя. По двадцать тысяч на душу. Совсем неплохо. Бывают ведь заказы всего в тысячу долларов, а то и меньше. Жизнь человеческая нынче ничего не стоит. И этому хряку деваться некуда. Как в том анекдоте: «купи кирпич».
Ненависти к нему он не питал, но глубоко презирал. И с легкостью бы вогнал в него пулю. Такому уроду не место среди людей.
И вообще Толик не думал, что убивать – это так сложно. Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой. Сейчас он готовился воевать с Кучером и его братвой. Но совсем не потому, что горит желанием очистить землю от бандитов. Пионерско-комсомольская ненависть – это не по нем. Кучер обидел его самого, обидел Максима, убил Полинку. А потому он отказывает ему в праве на жизнь. Поэтому он и должен умереть. Мешал бы ему жить кто-то другой, не бандит, он бы объявил войну и ему. Такие вот дела.
Верещагин кое-что
– Короче, Склифосовский, – нахмурился Толик. – Мочить я тебя не стану. Сам сдохнешь, если Кучеру о нашем разговоре настучишь.
– Что я, дурак?
– В чем-то да, в чем-то нет.
Но Кучеру об их «задушевной» беседе он даже и не заикнется. Жить страх как хочет, козел!
– И бабе своей скажи, чтоб помалкивала.
– Ей-то что, она левая, ей все до одного места.
Тем лучше. Ну все, с этим козлом больше не о чем говорить. С потрохами сдал своего «крышника».
Но он еще к нему наведается. Двадцать штук баксов с него скачает. За Кучера. Когда его грохнут. А что, за них с Максом хоть и подневольно, но он готов был вдвое больше отстегнуть. Можно и больше запросить. Но двадцать штук – это предел. Если взять больше, выходит, Кучер стоит дороже, чем он сам или Макс.
Толик оставил Верещагина одного и направился в комнату, где Макс культурно сдерживал «секс-бомбу». Только не очень-то получалось. Нет, в комнату к Верещагину красотка не рвалась. В этом Макс преуспел. Но она рвалась к нему. Он ей что-то втирает, а она на него так пристально смотрит, вот-вот на шею кинется, завалит на кровать и затрахает от всей души. Если бы он хотел, он бы сам ее давно уже отодрал. Но он не хочет. В Ольгу влюблен, в командирскую дочку. Только о ней и думает.
А бабенку неплохо было бы отодрать. В качестве компенсации за моральный ущерб. Тогда уж точно вонять не будет. Ну да ладно, обойдется.
– Все, братан, уходим, – позвал он Макса.
Тот с готовностью поднялся с места. Если бы красотка могла удерживать взглядом, ему бы никогда от нее не уйти.
– Прощайте, мадам! – Толик был сама вежливость.
Она люто глянула на него: уводит от нее Макса!
В машине он подробно рассказал другу о разговоре с Верещагиным.
– Так мы и думали, «крышники» этого мозгляка нас хотели причесать. И все еще хотят, – заключил он.
– Десятка два стволов у этого Кучера, говоришь, – задумался Макс. – Всех не передавишь.
– А на хрен всех-то давить? Кучера грохнем, и хватит. От него все беды.
– Но и после этого охота за нами будет продолжаться.
Макс не жаждал крови, но понимал, что одним Кучером от банды не отделаешься. Братки могут врубиться, откуда ветер дует. И тогда на охоту за ними будут брошены все силы.
– Сечешь, брат, базара нет.
Надо распылять всю кучеровскую кодлу. Чтобы одно лишь воспоминание о ней осталось. Но как это сделать?
Что-то нужно придумать.