Ликвидатор паханов
Шрифт:
Его охватило недоброе предчувствие – и не обмануло. В кабинет вошли те самые парни. Лица сияют, будто к самому дорогому другу зашли в гости. Если бы просто в гости!
– Здравствуйте, Николай Анатольевич!
Самый здоровый из них, казалось, даже заискивает перед ним, но первые впечатления бывают обманчивыми.
– Когда вы оставите меня в покое? – вздохнул Верещагин.
– После того, как вы отдадите нам двадцать тысяч долларов.
Эти слова сопровождались милой улыбкой, но Верещагину от этой улыбки стало не по себе. Двадцать тысяч долларов. Именно эту цену назначил Кучер за жизнь каждого из этих парней, но ту же цену назначили за жизнь
– Да, да, я все понимаю.
Лучше отдать им деньги, чем жизнь.
Верещагин был удивлен собственной покорностью, с которой он открыл сейф и вынул оттуда две банковские упаковки долларов. Осталось еще столько же. Для Кучера эти деньги лежали, а достались его убийцам, но не все, только половина.
Фюрер на судьбу не жаловался. Он не просто жил, наслаждался жизнью. Власть, богатство, красивая жена.
На Марине он женился еще в феврале.
Из-за этой женитьбы приключилась целая история. Марину он выкрал, а потом мужа ее приговорил. Еще двое ублюдков за нее подписались, на танке к его дому подрулили, обратно ее забрали. Он послал за ними Мюллера и Боровика, но те как в воду канули. Сто пудов, лежат где-нибудь под метровым слоем земли, и не знает никто, где их могилка.
Долго он потом терроризировал предков этих козлов, но ничего не добился. Никто не знал, куда они умотали. Он хотел послать по их следу ментов. Как-никак два трупа на их совести, да еще танк угнанный в придачу. Но ментовской начальник его отговорил. Пацаны те грамотно сработали, не оставили после себя следов. Где трупы Мюллера и Боровика? Танк и автомат нашли в целости и сохранности. При угоне никого на смерть не зашибли. Как доказать, что именно эти двое угнали танк? Пальчиков они нигде не оставили. Да, Марина видела их в машине. Ну а если они нашли этот танк уже после того, как его угнали? Да, конечно, объявить этих молодчиков в розыск можно. Их найдут. А что потом? Вдруг они где-нибудь в Москве ошиваются? «Следаки» там ушлые. В двойном убийстве пацаны не сознаются, да никто и крутить их не будет на это. Нет трупов – нет уголовного дела. А вот историю с похищением Марины парни рассказать могут, потом о трупе ее мужа сболтнут. Московские могут связать эту историю с организованной преступностью. Делом, чего доброго, займется ГУОП. Тогда самого Фюрера могут зацепить. СОБР столичный бригаду в Грибовск вышлет. Тогда такое начнется – только ноги уноси!
Потом на этих пацанов пришел запрос из Москвы. И полковник Увальнев сразу сообщил об этом ему, Фюреру. И в Москву вместе с ответом на запрос двинули три пацана из его команды, но тех ублюдков не достали. Как сквозь землю провалились. У следователя, у которого они по одному делу свидетелями проходили, даже не появлялись. Вроде только по телефону переговаривались, и звонки шли из таксофонов. Такие вот дела.
Но ничего, когда-нибудь они появятся в Грибовске. Появятся, голубчики.
Пацаны эти в спецназе служили. Он узнавал. Голыми руками их не возьмешь. Есть тому доказательства. Мюллер, Боровик... Но они не уйдут от него, не уйдут!
Поезд тронулся плавно. Максим даже и не заметил бы этого, если бы не смотрел в окно. Сначала медленно, затем все быстрее отступала назад асфальтированная платформа Павелецкого вокзала.
Он и Толик ехали домой. Почти два месяца прошло с тех пор, как они поставили точку в истории кучеровской банды. На все это время они «залегли на дно».
У Толика большая спортивная сумка с двойным дном. В тайнике два «макара» со снаряженными магазинами, «лимонка» и немного пластида. Кроме того, в укромном месте есть двадцать тысяч долларов. Лихо Толик Верещагина раскрутил.
– Видал, какая у нас проводница? – спросил Толик, заполняя собой чуть не все купе.
В руках у него постельное белье. Им двоим достались нижние незастеленные полки. Две верхние оставались пока пустыми.
– Какая? – лениво спросил Максим.
– Не хилая девка, скажу тебе, братила.
Толик выглядел как заправской рэкетир. Спортивные штаны, майка-безрукавка, золотая цепь на мощной шее. Лицо каменное, грубо тесанное. Мутный взгляд. Бритый затылок. Впрочем, он и не стремился выглядеть законопослушным гражданином. Он вроде был против бандитов, расправлялся с ними, но его прельщала бандитская романтика.
Максим видел проводницу. Девчонке лет двадцать, может, чуть больше. Красивой ее не назовешь, но и уродиной тоже. Форменная короткая юбка не скрывала стройных загорелых ног. И груди под белой рубашкой бугрились не холмами, а горами. Глаза у нее большие, пожалуй, даже красивые. Только бы вот нос ей уменьшить да скулы выпирающие убрать. Впрочем, какая разница? Пусть Толик с этим разбирается.
– Ну, так займись ею.
Максим посмотрел на часы. Двенадцатый час ночи.
– Да без базара. Щас пойду «шампуни» возьму или лучше коньячку. Она, кстати, не против, я уже с ней перетер.
– Ну так флаг тебе в руки.
– Не скучай.
Толик исчез.
Максим устроился на ночлег, заснул. Проснулся в третьем часу ночи. Друга все еще не было. И снова его сморило. Разбудил его шум в купе.
За окном уже было светло. В утреннем свете он увидел шкафообразного детину в камуфляжной форме. Ростом под два метра, косая сажень в плечах, морда – вмажешь, не промажешь. На ногах ботинки с высоким берцем, на груди аксельбант, на голове голубой берет, сдвинутый набок. Все ясно, солдат по дембелю домой возвращается. Все бы ничего, да за спиной этого громилы еще один, точно такой же. Как две капли воды. Нет, как три. Их, оказывается, трое. Три брата – близнецы. Такого Максим еще не встречал.
Все трое они спокойно занимали свободные полки в купе. На Максима ноль внимания. Воняло перегаром. Ну это понятно, как дембель не отметить!
– Ребята, эта полка занята, – указал он на место Толика.
– Да нам по фигу, – грубо оборвал его первый.
Вот те на! Они, оказывается, грубияны.
– Так нельзя.
– Ты этта, хлебало-то закрой, – окинул его презрительным взглядом второй.
Под крутых ребята косят. И наблатыкаться где-то успели.
– И здесь вы не правы. – Максим сбросил с себя простыню, сел.
Хорошо, в спортивном костюме он спать ложился. Нет надобности одеваться.
– Ну ты че, в натуре, гонишь? – набычился третий.
Во взгляде острый недостаток интеллекта. Один ум поделен на троих. Три дебила.
– Армию позорите, пацаны, – поднимаясь, сказал Максим.
– Вот козляра, в натуре!
Первый из братьев щелкнул челюстями и резко развернулся к Максиму, хотел нанести удар локтем в голову. Но промахнулся. И тут же два пальца врезались ему в глаза. Мозг пронзила дикая боль.