Ликвидатор
Шрифт:
Последнюю проверку на наличие наружки я провел в районе так называемого "Парламента КПСС", а в миру – психиатрической больницы № 5 по улице Академика Лебедева.
С независимым видом щедро бросив на чай таксисту, ошалевшему от нескучной езды под моим руководством, я гордо продефилировал к двери приемного покоя. Если кто-то всетаки и умудрился засечь мои передвижения по Питеру, то интересно, что он сейчас думает?
У кого крыша поехала – у "объекта" или у него?
Да, что значит – новые времена… Года два-три
А теперь я миновал охрану, изобразив дебильную рожу "отморозка", с видом главврача, производящего ежедневный обход больных. Только спросил, небрежно цедя сквозь зубы: "Слышь, кент, мине гараж нада. Куда хилять?"
По-моему, охранник просто оледенел, глядя на мою стриженную в зоне под "ноль" башку и пудовые кулачищи. Я уже не говорю про почти двухметровый рост и непременную для рэкетиров кожаную куртку с прибабахами в виде молний и заклепок.
Охранник только промычал что-то не очень вразумительное и дрожащей рукой указал куда-то налево. Как же мафиозные сволочи запугали народ, ведь этот парень, косая сажень в плечах, мог бы на спор быка заломать…
В гараже было тихо, тоскливо и неуютно. Везде – на полу, на верстаках, стеллажах – лежала тень запущенности. Несколько медицинских "рафиков" терпеливо ждали неизвестно чего, уныло поглядывая на меня бельмами запыленных стекол. Возле одного из них ковырялся невзрачный мужичишко в чистой отутюженной спецовке.
– Привет! – сказал я, подойдя к нему вплотную.
– Угу… – неопределенно ответил он, мелкозернистой шлифшкуркой зачищая какую-то хреновину.
– Свободен?
– Тебе какое дело?
Похоже, мужичок был ершист и далеко не прост. Лет ему было не меньше пятидесяти пяти, и скорее всего он принадлежал к вымирающей когорте настоящих мастеровых, Тружеников с большой буквы, которых в нынешние времена можно пересчитать по пальцам.
– Важное и срочное, – мрачно отрезал я, наконец, выбрав, как мне казалось, правильную линию поведения с таким редким экземпляром питерского пролетария.
– Ну? – ехидно ухмыльнулся мужичок.
Смейся, смейся, сейчас ты у меня живот надорвешь от приступа гражданской сознательности…
– Я сотрудник Федеральной службы безопасности, – схватив его за локоть, зашептал я ему на ухо. – Мне нужно немедленно покинуть больницу. Притом так, чтобы никто этого не знал. По нашим данным, вам можно доверять, потому я к вам и обратился.
Он был ошарашен. Я почти не сомневался, что в былые времена ему приходилось иметь дело с КГБ – трудно найти среди людей старшего поколения индивидуума, кому эта знаменитая контора не наступила бы на любимый мозоль.
А потому в моих словах он не нашел ни грамма лжи – наш народ, воспитанный в лучших социалистических традициях, временами бывает доверчив, как дитя малое.
Чего стоит, к примеру, выдвижение "народных избранников" (им
– Конечно… я завсегда… – пролепетал мужичок, глядя на меня, как мышь на удава.
– Я сяду в кузов. На проходной проверяют, кто в машине?
– Когда как…
– Проверки допускать нельзя. Не вызывающую подозрений причину выезда можно придумать?
– Раз плюнуть. Например, за запчастями. У нас два месяца назад механик уволился…
– Вот и ладушки. Поехали!
Я демонстративно переложил пистолет из-за пояса в карман куртки (отчего ковыряющийся где-то в глубине души нашего пролетария червь сомнения сразу отдал концы), и забрался внутрь "рафика".
Мужичок по-молодому запрыгнул на водительское место, и мы вырулили к воротам, где покуривал брюхатый Квазимодо, но с русской мордуленцией.
– Захарыч, ты куда? – пробасил он, шутя взяв под козырек.
– Ты же видишь, что без выездной бригады, – пробурчал мужичок. – В автомагазин, куда же еще. За запчастями. Мотор на ладан дышит.
– Да-а, счас дуриков поменьшало… – В щелку между занавесками я увидел, как урод показал свои желтые прокуренные зубы. – Гы-гы… Усе при деле. Фирмачами стали.
– Ага, – согласился Захарыч. – А остальных не принимают, потому что кормить нечем и лекарства разворовали.
– Брось. – Охранник довольно погладил брюхо. – Жратвы хватает.
– Ладно, выпускай, мне тут недосуг с тобой диспут проводить, – окрысился мужичок, и охранник поторопился нажать кнопку автоматического открывания ворот. – Тебе, морда рваная, и помои едой кажутся… – ворчал он, пока мы не выехали на дорогу.
Покрутив по городу еще с полчаса, я наконец выскочил в глухом проулке, просматривающемся насквозь.
Похоже, все-таки хвоста не было. Или я сумел от него оторваться. Приказав Захарычу даже под пыткой не признаваться, кого он возил, и торжественно, от имени государства, поблагодарив за оказанную услугу "при исполнении", я рванул в глубь квартала с намерением отыскать переговорный узел…
– Иван Тарасыча можно?
– Э-э-э…
Видимо, на другом конце провода кого-то заклинило.
– Ты что, приятель, оглох?! – рявкнул я от всей души.
– Э-э… Вы ошиблись…
– Да что вы говорите? Иван Тарасыч… он сам мне этот номер дал.
– Ошибка, гражданин.
Другое дело. Голос звучал уже тверже и уверенней.
Повторив набор того же номера, я вновь спросил:
– Иван Тарасыча можно?
– Он прогуливает пса.
– И когда вернется?
– Минут через десять – пятнадцать.
– Спасибо, я перезвоню через час.
Через десять – пятнадцать минут! Ура! Шеф на месте, и, судя по кодовым цифрам, я должен звонить немедленно по одному из заранее обусловленных номеров космической спецсвязи.