Ликвидаторы времени
Шрифт:
Уже в дверях Бродяга, всё это время что-то негромко говоривший Соломину, достал из нагрудного кармана какой-то сложенный вчетверо листок бумаги и протянул его старосте.
На улице командир сразу сел в легковушку, а Бродяга оседлал мотоцикл. Пара секунд — и они практически синхронно запустили движки и выехали со двора. Я же связался с Трошиным:
— Бухгалтер, Арт в канале! Бугры отчалили, мы — прикрываем. Сиди спокойно и не высовывайся! Да, а где ты сейчас находишься?
— Арт, здесь Бухгалтер. Не понял тебя. Я — у второго большого сарая к югу от дома.
«Да,
Ночные гости подъехали к дому старосты только минут через пятнадцать, когда командиры наши уже почти доехали до леса, а я уже встретился с Трошиным и Кудряшовым и мы втроём уютно расположились вокруг объекта. Время уже было к полуночи, так что заметить нас, лежавших в высокой траве в тени хозяйственных построек метрах в двадцати-тридцати от забора, без прибора ночного видения было проблематично. Немцы прибыли на двух трёхтонных грузовиках, но во двор заезжать не стали, остановившись на единственной короткой улице хутора. Несколько человек вылезли из машин и требовательно постучали в ворота Акимыча. За те несколько минут, что отделяли наш уход от прибытия немцев, хитрый староста не только запер ворота, но и успел вернуться в дом. Что-то ворча себе под нос, он подошёл к воротам и громко спросил:
— Кто там?
Негромкий ответ на немецком я не разобрал. Затем у ворот на несколько десятков секунд зажёгся фонарик — очевидно, немцы проверяли у Акимыча документы. Затем послышался шум открываемых створок.
«Ага, на постой определились!» — догадался я. Из-за темноты определить точное количество приехавших было сложно, но, судя по голосам и шуму, было их около десятка.
Возня на подворье продолжалась около четверти часа, наконец, выставив двух часовых и отправив старосту в погреб за едой, немцы несколько угомонились. Из открытого окна избы доносились голоса, бряканье кухонной утвари и посуды. Изредка — раскаты смеха.
Акимыч возился с замком на двери одного из сараев метрах в пятнадцати от того места, где я лежал. Вдруг, сквозь приглушённые матюки и ворчание я разобрал, что староста обращается ко мне:
— Сержант, а сержант… Ты здесь? Семеро их… Семеро… Я в сараюшке спать лягу. Прогнали, ироды! Мать их за ногу и об забор!
— Тссс, Акимыч, здесь мы… — тихо, так, чтобы не слышали часовые, успокоил я его. Ты в этом сарае спать будешь? Если да, то потерпи немного — через несколько минут поговорим! — и я пополз в темноту.
Удалившись от дома метров на сто, я связался по рации с командиром и обрисовал ситуацию. Возможность разжиться парой грузовиков и пощипать немцев раззадорила Фермера, и после недолгих размышлений он велел нам ждать подмогу, а пока более подробно разведать обстановку.
Через сорок минут к нам подтянулся сам командир в сопровождении Люка и Тотена. Посовещавшись пару минут и предупредив по рации Трошина, мы
Часового у машин снял лично командир — так сказать, мастер-класс. Несмотря на его внушительные габариты, никто даже не заметил, как Саша подобрался к фрицу. Чуть слышное шуршание — и вот Фермер уже выходит из-за грузовика, демонстративно отряхивая ладони.
Люк «исполнил» часового на крыльце. Дождавшись, когда скучающий солдат остановился у угла дома, Саня напрыгнул на него и, зажав ладонью рот, вогнал нож под подбородок.
Пока мы ждали подмогу, я ухитрился переговорить с Акимычем и узнал, что двери в доме хорошо смазаны, а вот половицы, особенно в комнате, скрипят.
«Штурмовая» тройка собралась у крыльца. Фермер подаёт команду, легонько хлопнув меня по плечу. Распахиваю дверь, и Люк с командиром проскальзывают внутрь. Теперь уже Люк открывает дверь, а мы с командиром входим в комнату.
В лунном свете вижу двух немцев, спящих на полу в полутора метрах от двери. Ещё двое расположились на лавках, а один — занял кровать хозяина дома. Явно командир.
Фермер жестами показал, чтобы я занялся лежащими на полу, а Люк — парой на лавках.
Как только половица скрипнула под ногами метнувшегося мимо меня Люка, я подскочил к спящим и от души «пробил пенальти» их головами. Со стороны Люка донеслись приглушённые хрипы и весьма неприятные булькающие звуки. Развернувшись, я увидел как командир стаскивает с кровати немца и глушит его своим немаленьким кулаком.
Всё, дело сделано!
Я вышел на крыльцо:
— Парни, хорош прятаться! Давайте сюда! Да, и Семёна Акимовича позовите!
Окинув взглядом окрестности, я собрался вернуться в дом, но тут открылась дверь и выглянувший Фермер спросил:
— Тох, а почему ты их всего лишь вырубил, а не уделал вчистую?
От неожиданности вопроса я даже растерялся.
— Ну, зато форма кровью не испачкалась… — брякнул я первую пришедшую в голову отмазку.
— Угу, а в следующий раз что, поцелуями взасос их душить будешь? Давай, «чистодел», заходи.
В доме всё было вполне пристойно: трое пленных аккуратно лежали в одном углу, а убитые — в другом.
— Давай, раздевай их по-быстрому, — приказал мне Фермер.
— Зачем? — удивился я.
— Точно! Это же у «т в о и х» шкурка непопорчена… Их и раздевай!
Пока я, матерясь про себя, ворочал немаленьких фрицев, стаскивая с них форму, в дом пришёл староста.
— Ну что, поручик, вот и транспорт теперь есть, — поприветствовал его наш командир, — к утру грузчики… в штатском подтянутся, тогда и поедем за хлебом.
Соломин шутку, по вполне понятным причинам, не понял, но успех нашей маленькой операции оценил, и даже решил нас подбодрить:
— А, товарищ командир, может, ребятам того… за успех?
— Ни-ни, мы — на работе не пьём! — ухмыляясь, ответил ему Фермер. — Вот все дела сделаем, тогда — конечно…
Акимыч понимающе кивнул:
— Да я так… А, может быть, поесть?
— Семён Акимович, помилосердствуйте, — а я и не знал, что командир так выражаться может! — давайте вначале дело доделаем!