Лили (Том 2)
Шрифт:
Однажды вечером он не пришел. Опаздывает, подумала Лили, увидев, что часы показывают половину девятого. Интересно, чем он занят. Уверяя себя, что рада его отсутствию, она взбила подушки и принялась за чтение, думая, что он уже не придет, без четверти девять она закрыла книгу, заложив страницу пальцем. Кажется, это чьи-то шаги раздались в коридоре? Отчетливо слышался лишь далекий размеренный шум волн, разбивающихся о берег, да назойливое гудение мошкары за окном. Больше ничего. Лили обвела взглядом углы комнаты, погруженные в глубокую тень, и слабо освещенный белый потолок.
В десять вечера послышались шаги. Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Дверь открылась, и в комнату впорхнула Лауди.
– Что это ты вся красная, как рак? – заметила она, вглядываясь в лицо подруги в неверном свете свечи. – Может, у тебя жар?
– Нет.
– Гэйлин только что о тебе справлялся, а я и говорю: Лили, мол, ведет себя молодцом, нечего тебе об ней тревожиться, а тут прихожу, и глядь – ты вся горишь, как в лихорадке.
– Никакой лихорадки у меня нет, просто я тебя так поздно не ждала, и ты меня немного напугала, вот и все.
– Ну ладно, коли так. Да, Гэйлин вот просил тебе передать.
Лили протянула руку и взяла небольшой предмет, умещавшийся на ладони, который протягивала ей Лауди.
– Что это?
Странная игрушка представляла собой два деревянных цилиндра, один из которых помещался внутри другого. Меньший цилиндрик был снабжен косо торчащей вверх ручкой.
– Это он сам выстрогал. Дерни за ручку. Лили повернула ручку, и раздался тонкий пронзительный звук, похожий на чириканье.
Лауди засмеялась и захлопала в ладоши.
– Это манок для птиц! Правда, хитрая штучка? Давай еще разок.
Лили послушалась и тоже засмеялась, но тотчас же застонала, ухватившись за бок.
– Ой, Лауди, какой чудный подарок! Просто прелесть! Скажи Гэйлину от меня спасибо. Завтра же попробую приманить птичек прямо к окну.
– Ты ему нравишься, – простодушно пояснила Лауди. – Если бы у тебя не было своего кавалера, я бы его ужас как к тебе приревновала. Лили Траблфилд.
Лили грустно улыбнулась в ответ, а Лауди принялась хлопотать вокруг нее как ни в чем не бывало.
– А ну-ка, давай выпей вот это и живо спать.
– Но я не хочу, Лауди, мне это больше не нужно.
– Это последняя порция, выпей, и дело с концом. Ну давай, в последний раз! Откройте ротик, мисс Надутые Губки! Ну вот, не так уж все и страшно!
– Тебе легко говорить!
Лили сморщилась, стараясь удержаться от тошноты, которую неизменно вызывал у нее горький привкус настойки опия. По крайней мере это конец. Она надеялась, что больше ей в жизни не придется проглотить ни капли подобной гадости.
– Угадай, какие новости!
– Какие?
– У нас новая экономка.
– Не может быть!
– А вот и может! Миссис Кармайкл, прошу любить и жаловать. Родом из Тедберна и говорит правильно, как ты. Говорят, ее нашла и прислала сестра хозяина. Приехала она только сегодня и – представляешь! – не стала нас заставлять читать молитвы после ужина! Годами помоложе Хау и вежливая, вроде незлая.
– Значит, так и есть.
Веки Лили уже начали тяжелеть. Тут ей в голову пришла мысль:
– Лауди, я знаю, ты, конечно, так и не попала на методистскую проповедь в прошлое воскресенье, из-за.., того, что случилось со мной, но, может, Гэйлин один пошел?
– Ясное дело, нет! Он тоже из-за тебя чуть с ума не сошел. Хозяин послал его за доктором, вот он и решил быть под рукой на всякий случай, вдруг еще куда пошлют?
– А, вот как, – Лили взглянула вниз, на свои руки, беспокойно мнущие край простыни. – На днях мне должны прислать письмо. Прошу тебя, если письмо будет, возьми его и принеси мне, ладно?
– Ясное дело!
– Спасибо.
Лауди выжидательно подняла свои черные брови, но Лили больше ничего не сказала, и через секунду молоденькая служанка наклонилась, чтобы задуть свечу.
– Нет-нет, пусть горит!
– Да ты же все равно вот-вот уснешь!
– Знаю, но.., оставь свечу, пожалуйста. Пусть горит всю ночь.
– Ну, как знаешь. Доброй ночи, Лили.
– Доброй ночи. Ты так заботишься обо мне, Лауди. Спасибо тебе за все.
– Да ну тебя! – весело фыркнула на прощание Лауди и исчезла за дверью.
Лили опустилась на подушки и натянула простыню до подбородка. В доме было совершенно тихо, словно она оказалась его единственной обитательницей. Навалившаяся на нее дремота принесла с собой тяжкую пелену тоски и подавленности. Жестокое избиение, которому подвергла ее миссис Хау, и последовавшее за ним нападение Трэйера едва не уничтожили Лили; ей понадобились все ее силы, телесные и душевные, чтобы прийти в себя. Но даже в самые трудные минуты ей не было так тяжело, как сейчас. Да, ей бывало больно и горько, но природная жизнерадостность, казавшаяся до сих пор неистребимой, не позволяла падать духом. Всякий раз, даже в минуты крайнего отчаяния, она находила в душе силы для борьбы или хоть повод для надежды. Сперва ей помогало сочувствие Дэвона, потом его церемонные, мучительно вежливые визиты дважды в день (как ни странно, они почему-то заставляли ее забывать о существующем между ними глубоком разрыве и о том, чем этот разрыв вызван). Его посещения, краткие и раздражавшие ее, тем не менее породили в самой потаенной глубине души не выразимую словами надежду. Но сегодня он не пришел, Лили знала, что больше он никогда не придет, и теперь ей стыдно было признаться даже себе самой, в чем состояла эта тайная надежда. Теперь ей действительно ничего иного не оставалось, как дождаться выздоровления и покинуть Даркстоун-Мэнор.
Какой-то едва слышный звук заставил ее открыть глаза.
– Прости, что я тебя разбудил. Ты крепко спала?
– Нет. Я почти уснула, но еще не совсем. В темном дверном проеме Лили почти ничего не видела, кроме его рубашки, белеющей в вырезе камзола. Сама же она, оказавшись в сравнительно ярком свете свечи, почувствовала себя беззащитной, почти голой, и с тревогой спросила себя, как долго он мог стоять в дверях и следить за нею.
– Войдите, – пригласила она тихо. Дэвон вошел в комнату.