Лилит

Калина Саша

В комнате никого не было.

— Присаживайтесь, — указала Галина мне на кресло.

Я села в кресло и вдруг подумала: а какой бы, интересно, Галина была, если бы не ее страхи, не ее болезнь? Владислав ей наверняка был бы нужен не для того, чтобы покупать у него картины, а чтобы он делал ее как можно моложе и красивее, и в «голубого» Вадика она не была бы влюблена, а нравился бы ей кто-то вроде Вени, красивый, нагловатый и который может убивать людей прямо на улице, на глазах у всех, и, конечно, она не была бы такой тихой и вежливой,

как монашка с тридцатилетним стажем.

— Я знаю, почему вы мне позвонили, — сказала она, поставив подсвечник на стол и тоже усаживаясь в кресло.

Она не спросила, откуда я узнала ее телефон, и меня это порадовало, не нужно было что-то выдумывать и обманывать.

— Вам нужен тот художник, о котором мы говорили, и вы не знаете, где его искать, — проявила она свои способности в чтении чужих мыслей.

— Да, я хочу его найти, вот только не очень пока представляю как.

— Я тоже. Хоть мне он нужен не меньше, чем вам, даже больше, гораздо больше.

Но вот тут-то она ошиблась, мне он нужен был никак не меньше, чем ей, хоть она и считала, что чуть ли не ее жизнь зависит от Сережки.

— Вы в прошлый раз говорили о каком-то загородном особняке. Помните? — спросила я. — У вас это как-то связано с художником и с той женщиной?

— Да. Но я думала уже об этом. Мишель не могла быть той женщиной, у нее нет никакого загородного дома.

— Но хоть что-то об этой женщине вы слышали? Случайное что-то от Вадика или Владислава?

— Вадик. У меня такое чувство, что и с Вадиком случилось какое-то несчастье, они же всегда вместе с Владиславом. Он не появляется. Меня это мучает, очень мучает. Я ему постоянно звоню и никак не могу дозвониться. Но, знаете, мне здесь, дома, намного легче, я имею в виду, что не так мучаюсь от того, что Вадика нет рядом. Там, у Владислава, когда его долго не было, у меня совсем пропадали всякие желания. Вы не видели Вадика, не встречали его?

— Нет. — А что я могла еще сказать? — Я не знаю, где он. А те люди, которые вас привезли сюда, домой, вы их потом видели?

— Конечно. Сегодня утром ко мне приезжал Женя. Он так ужасно выглядит.

— Как он выглядит? — спросила я, потому что это мне было интересно.

— Вы его знаете?

— Немного.

— Он был спортсменом, он мне сам это рассказал. И ему сломали переносицу, он и так выглядел не очень привлекательно, а тут ему кто-то снова ударил по этому же месту. Вы не представляете, что сейчас с его лицом.

— Очень интересно было бы посмотреть, — сказала я, хотела добавить, что желательно, когда я буду смотреть на него, чтобы нас разделяло пуленепробиваемое стекло, но не стала говорить этого.

— А эти, которые вас привезли? Они ничего не говорили, такого?

— Нет. Ничего. А они разве имеют какое-то отношение к художникам, к живописи?

— Не знаю, но все может быть.

— Мне они очень понравились. Впрочем, Веню ведь я и раньше знала.

— Знали Веню?

— Да. Он был знаком еще с моим мужем.

— Понятно.

Значит, они с вами хорошо обращались?

— Да, я же вам говорю, очень приятные молодые люди.

— Да, я с вами согласна, особенно Женя. Он когда обещал к вам снова прийти?

— Сегодня вечером после двенадцати. Я собиралась с ним сходить в магазин, купить продуктов, я одна больше чем за сто шагов не могу отходить от подъезда.

— Почему?

— Я не могу этого объяснить. Страх, и все тело начинает неметь. Но когда рядом знакомый человек, тогда я начинаю чувствовать себя увереннее.

— Ничего, что я спрашиваю об этом?

— Наоборот. Мне нужно об этом говорить, когда я рассказываю о своей болезни кому-то, меня это успокаивает, становится легче.

— Понятно. Но мне все-таки хотелось бы поговорить немного и о том художнике.

— И это тоже на меня хорошо действует. Пока я не начинаю понимать, что он куда-то пропал, что его прячут от меня.

— Я постараюсь его найти. Но мне хоть что-то нужно знать. Вы никогда не слышали такое имя — Лилит.

— Лилит? — переспросила Галина.

А я в это время услышала рядом, за чуть приоткрытой дверью комнаты, какой-то шорох.

Я вскочила с кресла, почувствовала, что плечо тяжело оттягивает ремень сумочки, вспомнила, что там у меня пистолет. Но прошло еще немало секунд, прежде чем я сообразила, что из него можно стрелять. Я открыла сумочку, сунула в нее руку.

И в это время я увидела того, кто был там, за дверью, потому что дверь тихо открылась.

Это была Оля!

Она стояла на пороге комнаты и рассматривала меня, потом сказала своим обычным вялым голосом (может, она от природы была такая заторможенная, но скорее всего она и сейчас была под действием наркотиков).

— Я слышала, о чем вы говорите, — сказала она.

— А кто еще, кроме тебя, слышал и сейчас слышит нас? — спросила я, все еще нервничая.

— Больше никто, я одна.

— А вы сказали, — посмотрела я на Галину, — что в квартире, кроме вас, никого нет.

— Оля не хотела, чтобы кто-то знал, что она здесь, — ответила она.

Оля прошла в комнату, подошла к креслу, которое стояло рядом с моим, и села. Только не в кресло, а на пол рядом с ним, на толстый мягкий ковер.

— Я тебя, кажется, где-то уже видела, — сказала она.

— Я тебя тоже, и целых два раза.

— Только я не очень помню где.

— Первый раз… — я хотела сказать, что в мастерской Сергея, но решила при Галине не говорить этого, она ведь не знает, что я знакома с Сережкой (если это можно назвать знакомством).

Мне нужно было поговорить с Олей без Галины.

Но только как это сделать? И тогда я решилась на наглость, из-за которой провалилась бы сквозь землю, если б речь не шла о таких вещах, как Сережкина жизнь и моя собственная.

— Галя, — попросила я, — не могла бы я поговорить с Олей в другой комнате, здесь так душно. Можно где-нибудь открыть окно?