Лилит
Шрифт:
— И что она сама себе говорила? — стало интересно мне.
— Ну, я же говорю, что она всех любит. Она говорила — за что ей это? Почему ей так больно, почему она всех любит: и Сережу, и его девушку, и мужа? И так мучается из-за этого. А еще ненавидит их всех из-за этого, потому что мучается из-за них.
Да здесь целая компания сумасшедших, поняла я. В этой квартире можно больницу открывать, уже полностью укомплектованную пациентами.
И тут вдруг у меня появилась жуткая мысль: почему бы у сумасшедшей матери не
— Значит, ты хорошо знаешь Лилит? — спросила я.
— Нет, — ответила Оля.
— Но может быть, ты все-таки знаешь, где ее можно найти?
— Нет. Я уже говорила тебе, что не знаю, — сказала она.
— Но хоть что-то ты о ней знаешь?
— Совсем ничего.
Все понятно.
— Твоя мама говорила, что Сережку могут прятать в каком-то доме, где-то недалеко от Москвы.
— Это Галина говорила? — уточнила Оля, какая именно из ее матерей говорила мне это.
— Да. Ты не знаешь ничего об этом?
— Нет, а ты спроси у нее.
— Уже спрашивала, она не знает, где этот дом. А Мишель не могла знать?
— Может, знала.
— Оль, ты говоришь, у тебя есть ключи от квартиры Мишель. Мы не могли бы с тобой туда съездить?
— Зачем? Мишель ведь уже нет.
— У нее это может быть где-то записано.
— Если хочешь, давай съездим.
…Мы поднялись на лифте на седьмой этаж, я подошла к двери квартиры, где раньше жила Мишель. Оля захлопнула дверь лифта и подошла ко мне.
Мы некоторое время стояли, смотрели на бумажки с какими-то печатями, они были приклеены к двери и к боковой стойке рамы двери, соединяли их. Это называется, что дверь опломбирована, или опечатана, что правильнее, не знаю, и входить в квартиру нельзя.
Я вставила ключ в замок, открыла его, толкнула двери?
Бумажки порвались. Теперь дверь не была опломбирована, и входить теперь было можно.
Мне нужно было то же самое, что я искала и у Феликса, но сейчас проще, сейчас со мной Оля, которая все здесь, в этой квартире, знает.
— Вот, — сказала Оля, входя в одну из комнат и выдвигая ящик столика с зеркалом, на котором была разложена и расставлена косметика и парфюмерия.
Записных книжек было две, одна совсем маленькая, такая, что умещалась на ладони, вторая побольше.
Я взяла их и стала перелистывать. А Оля продолжала рыться в столе.
— Еще одна была, — сказала она. — У нее была еще одна, электронная записная книжка, только сейчас ее нет.
Меня это расстроило. Но ничего, подумала я, в этих тоже можно что-то найти.
Целый час я просматривала эти две книжки, а Оля искала еще одну — электронную. Она, правда, не целый час искала ее. Скоро ей это надоело, и она сказала, что пойдет на кухню, потому что ей захотелось кофе и она решила
Но и сейчас мне повезло не больше, даже меньше, чем с записями Феликса. Обе книжки были полны телефонов, очень много таких, где вместо имени стояли только буквы, инициалы. Был в одной из книжек и номер Сережкиного телефона.
Но одна вещь мне показалась здесь очень интересной — в обеих книжках листки с телефонами людей на букву "Л" были вырваны. Может, по этой же самой причине пропала и электронная книжка?
И еще одна запись меня заинтересовала, потому что она была сделана на последней странице и была какой-то случайной, даже не запись, а всего одно слово: «Бронницы».
Бронницы — это город в Московской области, кажется, по Рязанскому шоссе.
Я положила книжки обратно в стол.
Кто-то вырвал листы с именами на букву "Л", и мне кажется, нетрудно догадаться, кто это сделал. Вот только когда? Если дверь была с этими бумажками, то, значит, сюда никто не входил после милиции. Это могли сделать только перед тем, как я сюда пришла и нашла здесь Олю, которая была в таком состоянии, что ей не до того, чтобы вырывать листки из записных книжек.
Тут мне пришла в голову одна идея. Я снова вынула книжки и открыла сначала на букву "Ж", посмотрела. Никакого Жеки здесь не было, даже обозначенного только одной этой самой буквой. Открыла на букву "В". Здесь были и Вадик, и Владислав, и был один Вениамин. Я взяла телефон и набрала номер этого Вениамина.
— Да. Слушаю, — ответил мужской голос, и, кажется, совсем не тот, который мне был нужен.
На всякий случай я решила уточнить.
— Мне Веня нужен, — сказала я.
— Я слушаю вас.
— Это говорит Маша.
— Маша? Какая? Фролова, это ты? Что у тебя с голосом?
— А что у меня с ним? — удивилась я.
— У тебя теперь сопрано вместо баритона. — И этот Веня расхохотался, радуясь своей шутке.
Я положила трубку. Можно было бы объяснить этому Вениамину, кто он такой, если так шутит с женщинами, но я не захотела тратить на него время.
Больше не было ни одного Вени, но были телефоны просто с инициалами, и если они на странице, где все мужчины начинаются на "В", то среди них вполне мог оказаться и Веня.
Я набрала четвертый такой безымянный номер, и, когда мне ответил мужской голос, я почувствовала холодок в груди. Это был тот самый Веня, который мне и был нужен.
— Это Веня? — спросила я.
— С кем я разговариваю? — спросил он в ответ.
— Меня зовут Маша.
После совсем маленькой паузы, во время которой он, наверное, приходил в себя, он спросил резко:
— Откуда у тебя мой телефон?
— Веня, ты говоришь таким тоном, как будто приказываешь мне ответить.
— Кто тебе дал мой телефон? — снова спросил он и снова так же невежливо.