Лилия и серп

Балтрушайтис Юргис Казимирович

Твой первый камень врыл глубокоВ родную почву заступ рока,И первые венцы леглиВкруг сердца Матери-Земли…И ты красуйся величаво,Гордясь своей земною славой,Но ввысь до звездного челаВскинь неземные купола.А ты, могучий Зодчий Бога,Стряхни у светлого порогаВесь

прах недоли вековой,И — да святится Молот твой!

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ЦАТУРИАНА

Он жил средь нас, тая в груди горячейСвятое пламя песни, в чьей тоскеНерасторжимой тканью сочеталисьЗемные сестры, Горе и Надежда,Звон вечера и утренней зари…Сын горечи, он шел со светлым сердцем,Предчувствием врачуя боль пути,И дух его, пекущийся о правде,Сквозь страх за жизнь лелеял веру в жизнь.Вот почему, у тайной грани гроба,Как сеятель в полях земли родной,Принес он кротко к житнице вселенской,В дар бытию, горсть зерен полновесных.Суровый рок вложил в его свирельПечаль армян в недоле вековой,И дух его возникнет вновь, как цвет,В тот час, когда из пепла вновь воскреснетАрмения, тот жертвенник, кудаОн возложил всю любящую душуИ грустный звон напева своего.

ПИСЬМО

I

Вся явь земли живому БогуИ звездной Вечности цветет…Час, обреченный на тревогу,И миг, что тишь забвенья пьет,Раскрыты тайною одною…Вскипев нежданною волною,Восторг и боль, вражда, любовьПоют в крови и молкнут вновь…Восторг — на миг, и скорбь — на годы!Сиротство сердца в смене лет,Упорный сев и чахлый цвет, —Вот неизбывный чин природы,Где беглый час ведет в векаНеутомимая тоска!

II

Здесь все тоскующее знанье,Что я собрал на нивах дней,Влачась, один, стезей изгнанья,Средь снов, обманов и теней…Но я приемлю жизнь без пениИ, славя трепет всех мгновений,Их скудный дар в груди хранюИ, зная слезы, верю дню…И уповаю непреложно,Что, как суровый час ни глух,К пыланью зорь восходит дух,И песня радости возможна,Хоть мне средь всех псалмов милейПризыв бездомных журавлей!

III

Есть в этом зове весть живаяВсему, что здесь, в слезах, в пылиПод ношей жизни изнывая,Не знает торжества земли!Вот почему в осеннем полеГрудь разрешается от болиИ реет дух — из мира лжи —За неземные рубежи…И пусть напевный плач вечернийПрольет на трудный путь людскойСвет умиленья и покой,Что в мире праха, мире тернийРаздумье скорбного челаЦветами юность обвила,

IV

Но

полно мудрствовать лукаво…У жизни много светлых чаш,Где слита вся земная слава,И наше утро, полдень наш,Как знойный вихрь, взрываясь, рея,Лелеет нас, не вечерея.Пылает время, жизнь пестра,И в звездных искрах дым костра,Где мчит забвенье хороводы,И миг, что шумная волнаУ скал морских, не зная сна,Поет молитвенные оды,Как я, бездомный пилигрим,Как я, наперсник снов людских,Молюсь — пою у ног твоих.

МЕТЕЛЬ

^{(Отрывок)}

Чу! Ширь глухая вдруг завыла!Вот зыбкий вихрь мелькнул в кустах,И, будто с жалобой унылой,Клубясь, гудя, взрывая прах,Как белый призрак, мчится, пляшет,Вдруг длинный саван распояшетИ обовьет им кровли хат,И глухо-глухо бьет в набат…Но сладость есть и в диком воеВдруг встрепенувшейся зимы,Как жутко-сладок шелест тьмы, И любо сердцу роковое,В чьем сумраке безвестный часНад грозной бездной водит нас!

«Я гордо мудрствовал когда-то…»

Я гордо мудрствовал когда-то,Что беглый жар в людской душе —Лишь вечной цельности утрата,Лишь шелест вихря в камыше…И сердце билось и черствело,Себя отняв от бытия,И вот в груди осиротелойЛишь боль проклятья мерил я… А ныне я молюсь: НетленноВсе, что приемлет праха лик,И всей повторностью вселеннойМой жребий смертного велик…

СКАЗКА

У людской дороги, в темный прах и ил,Сеятель безмолвный тайну заронил…И вскрываясь в яви, как светает мгла,Острый листик к свету травка вознесла…Вот и длились зори, дни и дни текли,И тянулся стройно стебель oт земли… И на нем, как жертва, к солнцу был воздетВ час лазурной шири малый алый цвет…Так и разрешилось в пурпуре цветкаВсе немотство праха, дольняя тоска…И была лишь слава миру и весне —Вот что скрыто, братья, в маковом зерне!

ЗАПОВЕДЬ СКОРБИ

Когда пред часом сердце нагоВ кровавой смуте бытия,Прими тревогу дня, как благо,Вечерняя душа моя.