Лилия и шиповник
Шрифт:
Мальчишки не вели счет времени. Скучать не приходилось — каждый новый день превращался в бой за выживание. Незнакомые животные, виденные лишь на картинках; обилие красок, от которого рябило в глазах и захватывало дух от восхищения.
Жан-Мишель быстро поправлялся от лекарства, что дал ему шаман. Горьковатая на вкус кора быстро сбивала жар и оставляла во рту вяжущий привкус, но мальчик не жаловался — лекарства вкусными не бывают. Зато фрукты, которыми в изобилии снабжал Мбаса, были невероятно вкусны.
Да и с водой тоже вопрос решился
А когда мальчишкам фрукты приедались и хотелось мяса, верный друг искал в дуплах птичьи гнезда и почти всегда возвращался с добычей — приносил яйца туканов и попугаев.
Однажды Мбаса здорово насмешил ребят. Он полез на высокой стройное дерево с таким гладким стволом, что он казался намазанным мылом или воском. Мальчишки ждали, что он не справится, но негритенок ловко лез все выше, пока не скрылся с глаз за густой кроной. Через несколько минут он спустился с большой рыбиной в зубах! Такого еще никто не видал — влезть на дерево, а вернуться с рыбой! Отсмеявшись, Генрих принялся расспрашивать негритенка:
— Послушай, как ты ее поймал? Там наверху что, есть озеро?
— Нет, там нет ни река, ни озеро, — довольно улыбаясь, Мбаса чистил ножом рыбу. Чешуя летела во все стороны. — Это очень просто. Там, на верхушка дерева живет цапля. Вот она и приносит в гнездо рыбу, а я ее стащил. Сейчас поджарим, если кто-нибудь не будет спать, а разведет костер.
Генрих понял тонкий намек, но не шевельнулся — он вдруг вспомнил, что он все еще принц, а в последнее время все чаще это ускользало от его разума. Поскольку Жан-Мишель был все еще слаб, то костром занялся Витторио Брюльи.
Дождаться, когда рыба хорошо прожарится, было очень трудно — такой аромат разносился повсюду. И остыть ей уж точно никто не позволил — расхватали, обжигая пальцы!
После сытного обеда тянет на разговоры.
– Эй, принц, я гляжу, ты и думать забыл о побеге? Тебе так понравилась Африка? — насмешливо спрашивал Брюльи, когда выпадала минутка для отдыха.
— Нет, я прекрасно все помню, — спокойно говорил Генрих. — Но сейчас не время. Я ведь не могу оставить Жан-Мишеля, а он в таком состоянии далеко не уйдет, даже верхом на вашей мощной спине. И, если совсем уж начистоту, сударь, мне очень хочется увидеть этот волшебный город, который так расхваливает чертенок
— Ты смеешься, принц? Да я и шагу не успею ступить, как меня догонит либо стрела, либо сожрет какая-нибудь зеленая тварь. Нет, шагать по джунглям в одиночку — все равно что переплыть на утлой лодчонке через океан. И к тому же, — хитро усмехался пират, — я все еще надеюсь получить за тебя выкуп!
Генрих не обращал внимания на такие выпады. С каждым днем он все больше сходился с итальянцем, у них находились темы для бесед и все чаще принц удивлялся, почему этот человек натянул на себя личину законченного злодея.
Но не они одни проводили время в беседах. Даже у Мбасы нашелся собеседник. Его дядя иногда подходил к мальчишкам, но усаживался на некотором расстоянии — он побаивался белого человека, который собирался обратить его в раба. Брюльи и не настаивал на дружбе с чернокожим, вот уж в чем он совершенно не нуждался.
Мбаса подбегал к родственнику, садился рядышком и они говорили о чем-то на своем языке, оживленно жестикулируя. Генрих спросил у негритенка, о чем же идет речь, но Мбаса отмахнулся:
— Мы просто вспоминать, как жили раньше, в наш деревня. Нам было очень-очень хорошо, пока не пришли белый люди. И я очень рад, что скоро мы приходить туда, может кто-нибудь еще жив.
Теперь было понятно, откуда Мбаса черпал свою жизнерадостность и энергию — он шел домой!
Сумрачное дождливое утро третьего дня застало всех в пути, вереница воинов углублялась в мокрый коричнево-зеленый лес. Тропы по прежнему не было, сухих участков земли тоже, в лучшем случае двигались по поваленным деревьям или по колено в воде...
Генрих настолько устал в этой прокаленной печи, что почувствовал даже некоторое облегчение, провалившись по шею в прохладное болото. Его быстро вытащили, принц даже не успел толком испугаться.
А затем, на привале, сидя прямо в воде, мальчишки снимали друг с друга крупных черных пиявок, раздувшихся от крови и напоминавших виноградины. Теперь укусы комаров казались лишь невинной детской шалостью и почти не замечались.
— Мбаса, мы скоро придем? — полным усталости голосом вопрошал принц. — Я уже пол-Африки прошагал!
— Еще пять или десять лун. Если не заблудимся.
— О, нет! Мы еще можем и заблудиться?!
— Дожди начинаются, теперь реки из берегов выйдут и все дороги размоет, не пройти.
— Скажи, что ты пошутил, — упрашивал негритенка принц. — Еще дождя и не было вовсе.
— Не было, но может начаться. А может и не начаться.
У Мбасы был такой уморительный вид, когда он пытался говорить серьезно, что Генрих не удержался от смеха. И как назло, именно в этот миг небо разверзлось и оттуда упала плотная стена дождя.